Чтобы понять, как это работает, придётся вернуться в феодальную Европу, когда капитализм только зародился, и природа общественных отношений была много проще. Короли наделяли дворян властью в обмен на обещание военной поддержки. Дворянство давало землю вассалам в обмен на клятву верности. Крестьяне и серфы давали господам свою рабочую силу и часть произведённых товаров в обмен на обещание не быть уничтоженными. Доступ к ресурсам определялся статусом, полученным по наследству, и постоянно менявшимся балансом вассальных отношений. Эти иерархии были достаточно явными, но крайне нестабильными: люди часто восставали и устраивали перевороты потому, что для них было крайне мало других способов улучшить собственную долю.
Но постепенно монархи начали консолидировать власть. Для достижения этой цели они создали то, что теперь известно как государственный аппарат: они интегрировали своих слуг в единый бюрократический механизм, который монополизировал военную, судебную и коммерческую власть. И в отличие от феодальных дворян функционеры этой махины обладали крайне специализированными обязанностями и ограниченной властью. Они напрямую подчинялись монархам, которые платили им зарплату обычно деньгами, одолженными в банках, которые в то время стали появляться по всей Европе, как грибы после дождя.
Первыми политиками стали министры, которых назначали короли для управления этим самым государственным аппаратом. В некотором смысле это были бюрократы, как и те, кто находился в их подчинении. Они должны были обладать некоей компетенцией в том, что было им поручено, как некоторая степень компетенции ожидается в наши дни от генерального прокурора или премьер–министра. Но, как правило, компетентность была менее важна, чем способность заручиться поддержкой короля при помощи лести, взяток и фантастических прожектов. Всякому, кто следит за спектаклем современной политической жизни, это должно показаться знакомым.
Капитализм развивался в симбиотических отношениях с государственным аппаратом. В феодальные времена большинство людей могло получить почти всё, что им было необходимо, за пределами рыночной экономики. Но по мере того, как государство консолидировало свою власть, поля и пастбища, до того момента находившиеся в общинной собственности, стали приватизированы, а местные меньшинства и заморские континенты нещадно разграблены. Ресурсы стали поступать во всё возрастающих объёмах, что вело к увеличению власти и влияния купцов и банкиров.
Североамериканская и Европейская революции XVIII и XIX веков положили конец власти королей. Поняв, куда дует ветер, купцы встали на сторону эксплуатируемых и исключённых. Но для защиты их богатств был необходим государственный аппарат. Поэтому вместо отмены структур, которые обеспечивали власть короля над народом, они убедили людей захватить эти структуры и предложили «демократический» метод правления. И вот «мы, народ» заменил короля в качестве суверена, за которым увиваются политиканы.