— Я не заставляю, я прошу. Твоя добрая воля мне многое объяснит, — сдержав свои эмоции, спокойно сказал Ханлейт.
— Что ты хочешь увидеть? Сделать? Я не пожалею? — задавала Лиандра бесполезные вопросы один за другим, но Хан не вступал в переговоры.
— Я ничего не буду обещать.
Смирившись, Лиандра приняла неизбежное:
— Хорошо, но не смей меня бить.
— Бить? Зачем? Я не получаю удовольствия от насилия.
«Да тебя вообще ничто не радует!» — зло подумала девушка, оборачиваясь к Хану спиной и снимая тунику через голову. Он не трогал, только смотрел. Раны давно перестали беспокоить Лиандру, зажил даже порез от меча Хана, оставив на плече некрасивый бордовый рубец. Следов от побоев в Готе она не видела, но чувствовала неровности кожи под пальцами. Наверное, спина выглядела ужасно…
— Убери волосы, — скомандовал Хан, — тебя пытали плетью-семихвосткой, полагаю, что кожаной, а не пеньковой — она уродует сильнее. Как давно это было?
— Около двух недель назад. Или больше, у меня все перепуталось. Не знаю, чем меня били! Я плохо разбираюсь в зверствах, в отличие от некоторых!
— И после пыток тебя бросили в яму? На спине живого места нет, одни шрамы. Я бы умер от голода, холода и инфекции. Никто бы не выжил.
— Я не призрак.
— Вижу. Призраки не язвят, и с твоей памятью полный порядок, если ты меня цитируешь.
— Я не помню себя до Готы.
— Ты впервые очнулась в городе?
— Нет… — Лиандра не сразу решилась, но все же шепнула — на Проклятой дороге…
Ханлейт не стал переспрашивать и приходить в ужас, словно и не удивился.
— Как ты выбралась из ямы?
— Мне помогли. Один дварф, — неохотно ответила девушка.
— Какой загадочный акт милосердия для этой расы! А теперь говори, за что пытали.
— Твой допрос напоминает казематы: осталось привязать меня за руки, чтобы не вырвалась, и ударить сзади. Можно мечом, если не носишь с собой плетей. И я сразу все скажу.
Хан замолчал. Лиандра стояла, прижимая к груди одежду и разглядывая полки знахарки. Она начала вздрагивать от холода — хижина не успела как следует прогреться.
— В тебе говорит обида, верно? Увидев тебя впервые, я решил, что ты зарабатываешь на дорогах. Своим телом, естественно, но и убивать не гнушаешься. Скромно опущенные глаза, нерешительные движения… Старая, как мир, уловка — заманить невинным видом странника и заколоть его за горсть монет. Когда ты бросила в нелюдя нож, я чуть не пришил тебя на месте. Я опасался за жизнь Герванта и был против твоего присутствия в отряде. Я внимательно следил за тобой, и был готов к любым неожиданностям: видел, как твоя грудь приподнимается от вдоха, а губы приоткрываются в желании произнести слова, но молчат. Я гадал, в чем причина такого поведения и злился. Но сейчас я понял, что все дело в зверином упрямстве и неуступчивости! Если я последую твоему «совету» и применю силу, то ничего не добьюсь — ты жизнь отдашь, но рта не раскроешь.