Мне очень захотелось хоть немного его подбодрить – и продолжить расследование. Поэтому я, воспользовавшись возможностью, рассказал ему о наших достижениях и о разгадке тайны с записью выстрела. Конрад Енсен поздравил меня с успехом, но еще больше обеспокоился оттого, что на свободе разгуливает такой хитрый, коварный убийца. Он три раза повторил, что не убивал Харальда Олесена. Однако ему пришлось признать, что, учитывая уточненное время убийства, у него тоже нет алиби.
На мой вопрос о банковском счете он с едва заметной униженной улыбкой ответил, что ему нечего скрывать. Он унаследовал от родителей чуть больше двух тысяч крон, а остальное откладывал из своих заработков; выходило около тысячи крон в год. На сберегательной книжке Конрада Енсена оказалось 12 тысяч 162 кроны.
– Цены последнее время очень выросли; почти все придется выложить за новую машину. Так что прощай моя мечта смотреть футбол по телевизору, – добавил он с тяжким вздохом.
Вопрос о том, что делал Конрад Енсен на лестнице, когда встретил Даррела Уильямса в день убийства, оказался более сложным.
– Да ничего, – ответил он, задумчиво пожевав губу. – Я нарочно выглянул на площадку, потому что увидел американца в окно и решил, что он остановится поболтать со мной о футболе, если увидит меня. Наверное, напрасно я на что-то надеялся, но это так.
Я ему поверил. Конрад Енсен являл собой жалкое зрелище, но говорил правду – во всяком случае, пока, насколько я мог судить. Вдруг он смутился и совершенно неожиданно продолжил:
– Когда вы спросили, встречался ли я с Харальдом Олесеном во время войны или раньше… я, наверное, неправильно вам ответил. – Я бросил на него пытливый взгляд. Он вскинул руки, словно защищаясь: – Но тут моей вины нет. Я подумал, вы мне не поверите, если я расскажу, что видел, к тому же мне трудно утверждать наверняка. Это может показаться странным, но тогда я решил, что вы только посмеетесь надо мной.
Я уже начал привыкать к тому, что Конрад Енсен и думал, и говорил медленно и неуклюже, но он снова без моего побуждения вернулся к теме разговора:
– Я сказал, что во время войны не был знаком с Харальдом Олесеном, и это правда, но один раз в то время я его все-таки видел. Более того, хотите верьте, хотите нет, но видел я его на собрании «Национального единения»… – Конрад снова надолго замолчал; терпение мое было на пределе. Он был абсолютно прав: его слова действительно звучали странно. – Точнее, видел у зала, где проходило собрание партии. Летом тридцать девятого года в Аскер приехал сам Квислинг, и я, как преданный член партии, конечно же был там. Передо мной в очереди стояла необычайно привлекательная блондинка на несколько лет старше меня; она была одна, без спутников. Конечно, я воспользовался случаем встать сразу за ней и сесть с ней рядом. Попытался заговорить до начала речи, но она отвечала сухо и без всякого интереса. Я понял, что у нее кто-то есть, а я не слишком ее заинтересовал. И все равно после собрания вышел за ней следом в надежде, что, может быть, удастся сесть с ней на один автобус. Конечно, ничего у меня не получилось. У выхода блондинку ждал мужчина постарше в большой машине. Помню, я еще завистливо подумал: вот человек, у которого есть все, о чем я мечтаю: большая, быстрая машина и красивая молодая блондинка. Я лишь мельком видел его в окошке машины. Но, когда после войны в газетах мне попались фотографии Харальда Олесена, сразу же вспомнил ту историю. Он был тем самым типом, кто забрал молодую красавицу после собрания нашей партии. И та же мысль посетила меня несколькими годами позже, когда впервые встретил его здесь, на лестнице.