Линде все больше распалялся. Отругав в моем лице все молодое поколение, он воскликнул: «Немыслимо даже предполагать, что американская разведка способна на нечто подобное в Норвегии, и нам, молокососам, даже думать иначе нельзя, что бы ни вещала по этому поводу коммунистическая пропаганда!» Более того, он лично знаком с Даррелом Уильямсом, несколько раз встречался с ним на разных мероприятиях. Уильямс – порядочный человек, которого невозможно обвинить ни в чем дурном. Голос Ховарда Линде делался все громче, лицо багровело. Он оживленно жестикулировал. Я быстро понял, что продолжать разговор бессмысленно, и все же сидел, словно прирос к месту, и слушал его лекцию.
Немного бессвязная и все же крайне любопытная, она была посвящена межвоенному периоду, Второй мировой и холодным войнам. Линде вещал минут пятнадцать, не меньше. Неожиданно он словно сдулся, резко замолчал и тяжело осел в кресло. Наверное, он был уже не в такой хорошей форме, как во времена своего расцвета, в сороковых – пятидесятых годах, но все же по-прежнему производил яркое впечатление. Я робко поблагодарил его и поспешил покинуть штаб-квартиру Норвежской рабочей партии.
Я не видел явных оснований полагать, что кто-либо из Рабочей партии или более широких политических кругов имел желание устранить Харальда Олесена. Однако, несмотря на его большую страстность и харизму Ховарда Линде, я не мог просто принять как данность категорическое отрицание им любых связей убийства с американским посольством. Наоборот, во мне крепло убеждение, что там кроется нечто горючее, хотя и не обязательно мотив для преступления.
4
Я почуял недоброе сразу, как только меня ввели в кабинет Джорджа Адамса, советника посольства. Из-за большого стола красного дерева мне навстречу поднялся высокий, под два метра ростом, худой и лысый человек в невыразительном черном костюме. Возраста он мог быть любого, от тридцати пяти до пятидесяти пяти лет. И его голос, и манера говорить выдавали умного дипломата высокого ранга. Хотя он говорил довольно приветливо, мне все время казалось, что он прячет за спиной огромную дубинку. Едва увидев его, я вспомнил слова профессора Боркмана о том, как тяжело общаться с человеком, который всегда на шаг впереди тебя. Советник посольства напомнил мне гладкую, длинную кобру, которая свернулась кольцами и, пристально глядя на жертву, готовится к смертельному броску.
Джордж Адамс быстро пожал мне руку и указал на кресло напротив стола. Гостевое кресло, как я заметил, было значительно ниже хозяйского «трона» за письменным столом.