– Я знаю, но у других девочек нет и половины моих шрамов.
Он поднял на нее глаза, и Джиджи увидела в них множество вопросов, на которые ей не хотелось отвечать. Но в то же время ей не хотелось раздувать из мухи слона.
– Когда я была подростком, я ходила по канату, а это включало закручивание веревок вокруг ног. Отец говорил, что шрамы пройдут, но они так и остались…
– Твой отец? А при чем здесь он?
– Он управлял цирком «Валенте». – Она слегка вздернула подбородок. Несмотря ни на что, она гордилась своим наследием. – Цирк был семейным делом Валенте почти сто лет, пока отец не обанкротился.
– Ты была акробаткой?
– Не слишком хорошей, – призналась она. – Но это вылечило меня от страха высоты.
Точнее, «вылечил» ее отец, орущий, что она задерживает репетицию.
– Это преступление, – сказал он, проведя пальцем по ее шраму. – Какой отец способен сотворить такое с собственной дочерью?
Ее сердце бешено колотилось. Его вопросы затрагивали слишком болезненные струны в ее прошлом.
– Не тебе об этом судить, – сухо ответила она. – Тебя там не было. Это тяжелая жизнь, нужно уметь выдерживать ежевечерние выступления. Боль – часть этой жизни.
– И тем не менее ты стыдишься.
Джиджи колебалась:
– Я…
– Тебе нечего стыдиться, Рыжая.
– Я знаю. – Она смотрела на свои ноги, удивляясь, почему вообще ему об этом рассказывает. – Ты не мог бы перестать называть меня Рыжей? Мое имя Джиджи. Или Жизель…
– Жизель. – Его голос с резким акцентом превратил ее имя во что-то манящее, женственное. – Оно прекрасно.
Его искренность была такой подкупающей, что она растерянно моргнула. Она посмотрела вниз и подтянула свои ноги.
– В отличие от моих ног.
Он серьезно посмотрел на нее, а потом резко поднялся и снял с себя футболку. Джиджи молча смотрела на золотистую кожу его мускулистого накачанного торса. Его телосложение было не таким легким и изящным как у юношей, с которыми она танцевала. Несмотря на худощавость, у него были крепкие мускулы, а на груди виднелась небольшая темная поросль. Джиджи боролась с желанием провести пальцами по его голому торсу.
Он радикально отличался от тех мужчин, с которыми привыкла общаться Джиджи. Сейчас, когда она смотрела на его полуголую фигуру, ей казалось, что она впервые в жизни видит мужчину.
– Посмотри на это, – резко сказал он. Халед повернулся к ней спиной и дотянулся пальцами до уродливого шрама на левом плече. – Это от пули, она раздробила мою лопатку. А это, – он взял ее маленькую ладонь и положил ее на свою поясницу, на которой виднелся бугристый шрам семи сантиметров длиной, – ножевое ранение. – Халед развернулся к ней лицом. – А вот здесь пятно. – Он слегка приспустил пояс спортивных брюк, обнажив край тазовой кости и полоску темных волос, спускавшихся от пупка вниз. Джиджи разглядела темное пятно со сморщенной от старого ожога кожей. – Это был взрыв на дороге, которая, как предполагалось, была очищена от мин.