– Она была удивительной. Мама танцевала гораздо лучше, чем я, танец был ее призванием. Она сама сделала этот веер, он был ее визитной карточкой. Он весит, наверное, целую тонну. Единственная вещь, которую она взяла с собой в Дублин, – это перья. Ну и еще туфли. В детстве я любила ковылять на этих высоченных каблуках и таскать за собой веер. Мне было лет пять или шесть. Мама говорила, что если я буду много тренироваться, то, когда вырасту, смогу стать новой Салли Рэнд.
– Кто такая Салли Рэнд?
– Звезда американского бурлеска. Она была известна тем, что танцевала абсолютно голой, прикрываясь лишь веером из страусиных перьев. Она тоже начинала в цирке.
Она говорила об этом как о чем-то совершенно обыденном, и Халед не стал заострять внимание, что росла она в весьма необычной обстановке.
– Я так понимаю, твоя мать отказалась от сцены ради семьи?
– Можно сказать и так. – Джиджи поджала губы. – Она забеременела от моего отца. Надо сказать, он не самый надежный человек на свете, – добавила она.
Халед подумал о шрамах на ее ногах и решил, что Джиджи многое недоговаривает.
– Она решила вернуться домой к родителям, и я родилась в Дублине. Я не знала отца до восьми лет. – Она протянула руку и поправила фотографию, хотя она висела абсолютно ровно. – Эта фотография сделана, когда мама уже была беременна мной. Она сделала этот снимок, зная, что пришло время уезжать.
– Танцовщицы возвращаются к своему ремеслу после рождения ребенка? – На самом деле этот вопрос его мало интересовал, но он хотел узнать, что было дальше. Халед небезосновательно полагал, что здесь кроется истинная причина, по которой Джиджи так сильно хочет защитить кабаре.
– Если смогут снова привести себя в былую форму. У пары наших танцовщиц есть дети, но Дантоны не в восторге от этого. – Она сложила руки на груди. – Кстати, в этом направлении тоже есть что предпринять.
По правде говоря, Халед совсем забыл, что кабаре – это яблоко раздора между ними. Он любовался, глядя, как эмоции сменяют друг друга на лице Джиджи, настолько она была поглощена своим рассказом. Он снова посмотрел на фотографию. Эмили Фитцджеральд выглядела безмятежной, как утреннее небо.
– Должно быть, она тобой очень гордится.
– Она умерла. – Спазм сковал горло Джиджи. – Она отправилась в больницу, чтобы сделать простую процедуру, удалить небольшие узелки на гортани. Она так и не очнулась от наркоза. Никто не знал, что у нее слабое сердце, оно просто остановилось. Это было шестнадцать лет назад, но мне до сих пор трудно примириться с этим.
– Мне очень жаль, Джиджи. Что с тобой было дальше? – нахмурился он.