– Ты считаешь, этого достаточно, чтобы обезопасить себя?
– Это все, что у меня есть, – просто сказала она.
Халед мысленно сделал пометку: усилить безопасность в «Синей птице». В том самом кабаре, которое он собирается продать.
Джиджи подошла к воротам и нажала комбинацию цифр, чтобы открыть замок. Дворик оказался маленьким и безукоризненно чистым.
– Мы живем на верхнем этаже, – сказала она, направляясь через хорошо освещенный холл к лестнице.
Его взгляд упал на круглую попку Джиджи. Она поднималась по ступенькам впереди него, и все вопросы улетучились из его головы, он просто наслаждался видом. Эти джинсы так ее обтягивали, что их стоило бы запретить на законодательном уровне.
Он прошел за ней в ярко освещенную комнату со свободной планировкой и видом на парижские крыши. Вид был отличный, пол сиял чистотой. Металлическая лестница вела в спальню, расположенную на втором уровне, под самой крышей.
Джиджи сняла жакет и бросила его на стул. У Халеда внезапно пересохло во рту. У себя в номере он не успел толком ее рассмотреть, но теперь мог оценить, как плотно ее обтягивала темно-розовая футболка.
Он все еще помнил, как идеально помещались ее груди в его ладонях, как напрягались соски под его умелыми пальцами. Она была такой милой и игривой… и такой сексуальной. Кровь так стремительно отхлынула от его головы к паху, что он искренне порадовался тому, что решил надеть куртку.
Он знал, что ему стоит спуститься вниз и уехать. Разве у него не назначены встречи во второй половине дня? Вместо этого он расхаживал по комнате, пока она хлопотала на крошечной кухне. Халед смотрел на простенькую мебель и девичьи безделушки, стопку книг рядом с переполненным книжным шкафом, фотографии в рамках.
Она говорила что-то о кабаре, о каких-то памятных вещицах, которые хотела ему показать…
Халед подошел к висевшему на стене портрету. На мгновение он подумал, что это Джиджи: те же острые скулы и подбородок, но глаза были темнее и другой формы, а нос – чуть меньше. Лицо было, безусловно, привлекательным, но ему не хватало энергии, которая преображала тонкие черты лица самой Джиджи. Пораженный сходством женщины с Джиджи, он только некоторое время спустя заметил, что женщина на портрете была абсолютно голой, за исключением веера из павлиньих перьев.
– Это твоя мать? – спросил Халед.
Джиджи отложила чашки, подошла к нему вплотную и посмотрела на картину со странным выражением лица.
– Да. Ее звали Эмили Фитцджеральд, она танцевала в «Синей птице» пять лет. Как и я.
– Твоя мать была танцовщицей? – Халед коротко рассмеялся. – Ну и ну…