Но по глазам Квиллы было видно, что она тоже не отказалась бы от такого кулона.
– Что ж, может быть. А на этих кулонах пишут имена или «Друзья навек»?
– Дык… «Друзья навек», ясен пень. В этом-то вся фишка, нет?
– О’кей. Теперь уходи.
– Да ладно вам. Все тут на цыпочках ходят, будто боятся какого монстра разбудить. Скукотища…
– Иди поскучай. Пибоди! – рявкнула Ева при виде напарницы с большим белым ведром в руках.
– Эй, девочка, тебе тут правда делать нечего.
– Это уже не Тихая комната – после того, что вы тут натворили. Вы что, фонтан осушить хотите? Могу помочь.
– Нет! – твердо отрезала Ева. – Ступай.
– Вот я и говорю: идиотизм.
Она нехотя побрела к выходу.
– Этому кулону должна быть пара. С именем Монти.
– Ого, у них были парные кулоны? Как правило, их заводят девчонки или парочки. Или же пацаны молоденькие.
– Он положил сюда кулон Монти и свой тоже. Таким образом он оставил их вместе, втайне ото всех, но вместе. Может, хотел тем самым облегчить свою вину, символизировать очищение. Попросим Миру об этом поразмыслить. Убери в пакет.
Пибоди взяла в руки кулон, ведро поставила на пол.
– Ты же не хочешь выгрести гальку?
– Дай-ка… Есть! Вот и пара.
Она выудила второй кулон с гравировкой «МОНТИ» с одной стороны и «НАВЕК» – с другой.
– Спереди – имена, сзади – «братья навек». Вместе пришли, вместе уйдут. Но после того, что было сделано, он больше не мог его носить. И брату не мог этого позволить. Но что они спрятаны здесь, он будет помнить. Он мог сидеть здесь, предаваться размышлениям о братишке, убеждать себя, что то, что он сделал, было ради блага.
– Грустно, если подумать.
– Может, и грустно, но одновременно очень глупо. Истинная ответственность подразумевает, что человек поступает как полагается, даже если это и тяжело. А разобраться с братцем самостоятельно, тем ли способом, этим ли? Это потворство самому себе. Все равно как собаку украсть.
– Собаку? А, как Девинтер сделала. Ну хорошо, но собака-то счастлива!
– Собака была бы не менее счастлива, если бы конфликт разрешился по правилам, в соответствии с законом. А чего-то не хватает…
– Не хватает?
– Того, что олицетворяло бы сестер. – Она продолжила рыться в камнях. – И еще. Он же должен был чувствовать ответственность и за кузена. Думать: это я послал его на смерть. И он испытывал бы потребность…
Руки продолжали искать на дне декоративной заводи, а глаза обшаривали комнату. Взгляд остановился на табличке:
В память о Монтклере Джонсе,
любимом брате Сельмы, Нэшвилла и Филадельфии.
Он жив в наших сердцах.
– Он жив, – повторила Ева себе под нос. – Ну-ка, сними доску со стены.