Когда она вскрикнула от удивления и блаженства, он приник губами к ее шее.
– Никакой особой спешки.
Он нащупал губами ее трепещущий пульс, затем переместился к груди, такой крепкой, такой гладкой, под которой отбивало ритм ее сердце.
Ее тело всегда доставляло ему неизъяснимый восторг и изумление. Такое стройное, крепкое. Тренированные мышцы под шелковистой кожей. Он знал, где прикоснуться, чтобы заставить ее затрепетать, и где поцеловать, чтобы у нее перехватило дыхание.
Сейчас он проделывал и то и другое, одновременно сдергивая с себя одежду, пока она судорожно освобождалась от своей.
Вот он, мой мужчина, подумала она, вот он, обнаженный и жадный до ее тела. Знакомый до последней клеточки – и оттого еще более желанный. Роскошные волосы, рассыпавшиеся по ее коже, могучие плечи, узкие бедра.
Она обхватила пальцами его «оружие» и готова была направить в себя, но он вместе с ней приподнялся. Ее руки тесно сомкнулись вокруг его шеи и крепче притянули к себе.
И она слилась с ним.
По ее телу проходили блаженные вибрации, она опустила голову и прижалась лицом к его плечу. Ее охватила непередаваемая гамма чувств, и казалось, что отдать – и взять – больше того, что уже отдается, уже невозможно.
Потрескивающий огонь отбрасывал тени и озарял спальню приглушенным светом. Елка мерцала радостными огоньками.
И снова их губы встретились и застыли.
Она двигалась с ним в такт. Она была вся вокруг него. Потом ладонями обхватила его лицо, отчего сердце его забилось еще чаще.
Только с ней у него происходило это слияние любви и вожделения. Только она умела предугадать любое его желание, исполнить любую прихоть, даже такую, о какой он и сам не помышлял.
Она изогнулась дугой, охваченная экстазом. Свет очага пронизывал ее волосы и придавал глянцевый блеск коже. Он в последний раз приник губами к ее шее – чтобы ощутить ее вкус, унести его с собой на вершину блаженства. И достиг пика одновременно с ней.
Все симпатичные девочки сидели на полу кружком, скрестив ноги. Трех она узнала – Линь, Лупа и Шелби. На всех остальных были маски. С изображением ее, Евиного, лица.
– Мы все равно все одинаковые, – обратилась к ней одна. – Под маской. Мы все одинаковые, пока ты все про нас не узнала.
– Мы узнаем, как вас звали. Как вы выглядели, кем были. И найдем, кто вас убил.
– Я всего лишь хотела немного поразвлечься. Мои предки такие строгие, такие старомодные! – Линь надула губы, пожала плечами. – Мне надо было показать им, что я больше не ребенок. Это не должно было случиться. Это нечестно!
– Вера – такой отстой! Высшая сила какая-то… – Шелби презрительно фыркнула. – Жизнь тоже дерьмо. А смерть – дерьмо в квадрате. Верить нельзя никому, – поведала она Еве. – Такие дела. Да вы и сами знаете.