– А кому ты верила? – спросила Ева.
– Людям надо верить! – возразила Лупа. – Беда может случиться даже с хорошим человеком. А большинство людей хорошие.
– Большинство людей – сволочи и думают только о себе, – заявила Шелби, но по щекам ее текли слезы. – Будь у меня нож, как у тебя, я бы сейчас здесь не сидела. Тебе просто повезло. А у меня и шанса-то не было, причем никогда. Всем на меня наплевать.
– Мне не наплевать! – сказала Ева. – Мне совсем не наплевать.
– Это только работа. Мы – твоя работа.
– Я потому и делаю свою работу хорошо, что мне не наплевать. И я – все, что у тебя есть, девочка.
– Да ты такая же, как мы! И даже хуже, тебе еще до нас далеко! – огрызнулась Шелби. Сколько горечи, подумала Ева. – Тебе даже имени не дали. Ты носишь придуманное имя.
– Давно уже нет. Теперь это мое настоящее имя. Я сама сделала себя такой, как сейчас.
Все сидящие кружком девочки уставились на нее. И хором произнесли:
– А у нас уже не будет шанса сделать из себя что-то стоящее.
Она вздрогнула и проснулась. На кровати бочком сидел Рорк, полностью одетый, и гладил ее по щеке.
– Проснись же!
– Уже. Я уже проснулась. – Ева села, стряхивая с себя остатки печального сна и испытывая облегчение от того, что Рорк рядом. – Кошмар приснился. – И все равно ей было приятно, что он ее утешает и что кот тычется ей головой в бедро и пробирается на колени. – Игры подсознания. Немного бреда для промывки мозгов с утра пораньше. Я в порядке.
Рорк взял ее за подбородок и вгляделся в лицо, легонько поглаживая милую ямочку. Убедившись, что с ней действительно все в порядке, кивнул.
– Тогда – кофе.
– Это как глоток воздуха.
Он встал, чтобы принести кофе, а заодно дать ей минутку окончательно прийти в себя.
Ева села и, поглаживая кота, стала проигрывать в уме свой сон.
– Все жертвы сидели кружком, – стала она рассказывать, когда Рорк опять вошел. – Те, кого мы еще не опознали, были в масках с моим лицом.
– Неприятно.
– Странно, но… пожалуй, объяснимо. Пропавшие и безымянные. Я и сама была такая. – Она взяла из его рук кофе и отпила. Кофе был черный и крепкий. – Говорила в основном Шелби Стубэкер, очень зло говорила. Кому она доверилась? Кому она верила настолько, что позволила усыпить свою бдительность? Потому что я убеждена, что и бдительность, и инстинкт самосохранения у нее были очень развиты.
– Кому-то, кому верила. Или про кого думала, что сможет манипулировать. Как она манипулировала Клиппертоном.
– В расчете на порцию дури? Да, такое возможно.
Ева обернулась на экран, на котором беззвучно бежали финансовые отчеты.