– О чем?
– Да так… В общем-то, ни о чем. Вернее, я один болтал все время – что приходило в голову, все подряд.
– Может, налить тебе чего-нибудь холодного? Хочешь?
Я покачал головой.
– Просто не знаю, как вообще говорить с этим ребенком. И чем дальше, тем больше не понимаю, – сказала она.
– Только не старайся специально вести с ним какие-то разговоры. У каждого ребенка есть свой собственный мир. Захочет – сам когда-нибудь первым заговорит.
– Но он не говорит почти ничего.
Мы сидели с ней по разные стороны стола, стараясь случайно не коснуться друг друга, и вели эту натянутую беседу – типичная встреча учителя с матерью ребенка, который что-то натворил. Когда она говорила, ее пальцы на столе то нервно сплетались, то выпрямлялись, то сжимались в кулак. Я невольно думал о том, что эти пальцы делали мне в постели.
– В школе я ничего сообщать не буду. Просто спокойно поговорю с ним по душам, и все. Будут проблемы – сам как-нибудь разберусь. Ты так серьезно не переживай. Твой сын – умный, хороший мальчик, пройдет время – все образуется. То, что произошло, – явление временное. Сейчас важно, прежде всего, тебе самой успокоиться.
Я буквально внушал ей эти мысли, повторяя одно и то же медленно и спокойно, заставляя ее слушать мой голос. Похоже, это помогло ей немного прийти в себя.
Она сказала, что отвезет меня домой в Кунитати.
– А может, он что-то чувствует? – спросила она, когда мы стояли на светофоре. Конечно, она имела в виду наши с ней отношения.
Я покачал головой:
– Почему ты так думаешь?
– Мне почему-то пришло это в голову, пока я сидела дома и ждала вас. Нет, никакого повода нет. Просто у него очень развита интуиция – естественно, он чувствует, что у нас с мужем что-то не так.
Я молчал. Она тоже больше ничего не сказала.
Мы въехали на стоянку в двух кварталах от моего дома. Она поставила машину на ручник, повернула ключ зажигания и заглушила двигатель. Стих мотор, перестал работать кондиционер, и в машине воцарилась неуютная тишина. Я понимал: она хочет, чтобы я сразу же обнял ее. Я представил ее гладкое тело под блузкой, и во рту у меня пересохло.
– Я думаю, нам не стоит больше встречаться, – произнес я твердо.
Она ничего не сказала в ответ. Ее руки все так же лежали на руле, глаза смотрели в одну точку – на датчик давления масла. Лицо почти ничего не выражало.
– Я много об этом думал, – продолжал я. – И мне кажется, неправильно, что я – часть проблемы. Нехорошо. Для многих людей. Я не могу быть решением проблемы, если я – ее часть.
– Для многих людей?
– Прежде всего – для твоего сына.