Патриция молчала, перебирая браслет похолодевшими пальцами. Она любила этого человека уже три года, и лишь забеременев, смогла отказаться в общении с ним от официального «вы». Но перейдя с женой на интимный тон, Эрик не лишился возвышающего его над обыденностью и житейской пошлостью пьедестала.
За обеденным столом, во время лирических прогулок вдвоем, и даже в постели с любимой супругой он оставался достойным отпрыском древнего рода Девизо, относящегося чуть ли не к наследникам Юлия Цезаря.
— Доктор Эванс сообщил мне, что в результате произведенной операции, ты лишилась возможности материнства. — Эрик великодушно сжал руку сраженной известием жены. Он вряд ли простил её, но считал гуманным создать видимость прощения. — Физические упражнения и строгая диета позволили бы избежать хирургического вмешательства и связанных с ним последствий. Но в вашей семье, как известно, легкомыслие сочетается с ленностью и пристрастию к сладостям.
Патриция не слушала. Тихие слезы катились по её щекам, а на душе было пусто, как и в бесплодном теперь, ноющем животе. Вот так в одно мгновенье разрушилась её благополучная, до мелочей налаженная жизнь.
— Бессмысленно изводить себя запоздалыми упреками, — Эрик выдавил фальшивую улыбку. Ему было приятно, что жена страдает от своей потери, в которой сама же, конечно виновна. Эванс по доброте душевной говорил об узких костях таза госпожи Аллен и злой случайности, повернувшей плод в самое неудобное для родов положение. Но Эрик Девизо не сомневался — если бы супруга хоть отчасти была наделена присущим ему здравым смыслом и старательно придерживалась советов мужа, они бы имели не одного, а нескольких отменных сыновей.
— Боже… Боже! Мне так горько, Эрик… Я… я должна была умереть! Пат зарыдала, спрятав лицо в ладонях.
— Перестань, не следует усугублять свое недомогание. — Муж поморщился и крепко стиснул тонкие губы. На секунду он задумался:
— И ещё одно. Это надо решить прямо сейчас, Патриция. Если хочешь, воспринимай сказанное, как ультиматум с моей стороны. — Эрик не счел нужным, отложить неприятный разговор. Ему хотелось нанести ещё один удар обманувшей его лучшие надежды женщине. Этой изнеженной, очаровательной, беспечной как птичка, французской красотке, которую он однажды возжелал с такой силой, что сделал своей женой. — Милая, речь идет о судьбе нашего брака, — голос Эрика стал изуверски вкрадчивым. — Ты никогда больше не выйдешь на сцену, если имеешь намерения остаться со мной. Ты должна стать примерной женой и матерью. Не такой… не такой вертушкой, как это принято в твоей семье…