В синем бездонном пространстве он явственно увидел огненную линию, сворачивающуюся в круг и услышал щелчек, с которым этот круг, искря на стыке, сомкнулся. Концы сошлись! Он любит, он всегда любил и будет любить Ее, кто бы и где бы она не была.
Утром друзья прощались в некотором замешательстве.
— Как же мне теперь, Дани? Что делать-то? Ждать? Преследовать ее? Добиваться? Забыть?
— Не сможешь ты, лебедь умирающий, преследовать и добиваться. Сиди, значит и дожидайся, когда Судьба сама явится — она у тебя мудреная.
— А если уже нечего ждать — круг замкнулся?
— Ну, тогда доживай в скорбях и трудах праведных И попробуй быть как все. Знаю, вам — лебедям, это трудно. Вот и осваивай новую линию — подвиг смирения… — Дани подмигнул, — Между прочим, Сильвия с Нелли обещают устроить нам веселое Рождество. Имей в виду, лебедь.
Как ни странно, Йохиму стало дышаться легче. Он теперь знал, что любит и раскручивать весь сюжет назад на предмет выявления признаков любви доставляло ему странное удовольствие. Он только сейчас понял, что такое любовь, содрогаясь от мысли, что и Ванду и Нелли принимал за возлюбленных. Он научился ревновать, вспоминая чужие фиалки в комнате Алисы, наверняка, чрезвычайно ей дорогие. Он задним числом стал коллекционировать мельчайшие знаки внимания, которые как драгоценные реликвии собирают все влюбленные. Алисин особый взгляд, когда он заявил о своей некрасивости, ее опровержение и, как она определила его? — «обаятельный!» Да — обаятельный. Еще она сказала, что у него золотые руки и долго рассматривала ладонь. Подумать только, Она держала эту руку в своих руках! А ее израненные губы под его «штопающими» напряженно-сосредоточенными пальцами…
Йохим достал все фотографии, забытые Алисой, заполнив ими комнаты. Куда бы не падал взгляд — Она была рядом. Он шептал ее имя, не уставая наслаждаться переливом звуков. Единственное имя. Он переживал раннюю розовую влюбленность, полную намеков, догадок, надежд. И был счастлив. Он смиренно наслаждался мыслью, что будет доживать свой век так, одиноким бобылем, среди ее фотографий, с памятью о ней и ее именем на устах. Но прошел не век — а сентябрь, октябрь, ноябрь — три тусклых месяца, и Йохим понял, что и не собирался смиряться, а втайне — ждал. Ждал, что его позовут. В середине декабря сохнущего в одиночестве влюбленного, действительно, позвали. Позвонил Дани и сообщил: — Грандиозные планы на Рождество в Париже: премьера кинокомедии со мной в главной роли и богемные посиделки в хорошей компании.
Напугав друга такой перспективой Дани добавил на всякий случай: