Рита заглушила мотор:
– Но на тебе ведь была маска?
Пекка смущенно покачал головой:
– В тот момент не было… пот глаза заливал, я ее снял, на фиг.
Возвращенец встал и обвел взглядом берег:
– А ты знаешь, кто это?
– Не-а.
Возвращенец тяжело выпрыгнул из катера, придержал его за носовой высокий релинг и тихо сказал:
– Езжай домой прямо сейчас… и никуда не высовывайся. На улице не появляйся.
Пекка закивал. Он только сейчас осознал серьезность положения. Его видели на месте преступления. Мало того – не только на месте, но и в момент совершения преступления.
– А ты? – спросил он. – Ты тоже домой?
– Ломой?
– Ну да… в свою Америку?
Возвращенец не ответил. Посмотрел на темную воду пролива и вспомнил море своего детства. Того далекого времени, когда он еще верил в будущее.
Земля обетованная, июнь 1931
Арон оставил Свена в каюте. Что он мог еще сделать? Отчим лежал на койке, и тощее его тело сотрясали судороги. Голову держал над эмалированным горшком. Вонь невыносимая. Дышать нечем.
В недолгие промежутки между приступами рвоты Свен бормотал что-то неразборчивое. Арон различал только отдельные слова. Что-то про семейство Клоссов, каменные блоки, падающие стены…
– Ясно, последнее слово всегда за тобой… он-то как столб каменный… шел бы домой, не поднял на него руку…
Похоже, Свен в бреду воображает, что он на Эланде, на берегу в Рёдторпе… Как же, разбежался. Он в тесной каюте, на длинном белом пароходе «Кастельхольм», а длинный белый пароход «Кастельхольм», выпуская клубы черного дыма, пересекает бурное море.
У них своя каюта, одна на двоих, но Арон старается там не бывать. Никакого желания нюхать блевотину. Он все время на палубе. Или в рубке: он подружился с капитаном, и тот позволил ему смотреть, как легко и ловко он управляет огромным пароходом.
Поначалу Арону все было интересно. Он бродил по пароходу смотрел на огромную черную трубу, на укрепленную на ней совсем тоненькую трубочку, из которой внезапно выстреливало облачко белого пара, а потом раздавался протяжный вой, от которого по коже бежали мурашки. С палубы в машинное отделение вела узкая железная лестница. Люк был почти всегда закрыт, но иногда его открывали, и тогда можно было видеть, как ходят взад-вперед лоснящиеся от смазки шатуны, как крутится гигантский маховик.
Свен поначалу тоже бродил по кораблю, потом шел на нос и, лержась обеими руками за шершавый релинг, смотрел на море. Но на третий день начало штормить, волны становились все выше и выше, море покрылось прозрачным кружевом пены. Началась качка, и Свен помчался в каюту. К горшку.