3/VI. Новые непрошенные «благодетели» направляют меня в учреждения, где можно «устроиться» на должность бухгалтера. При одной мысли об этом хочется повеситься. Из Калуги надо бежать, но куда? Где тот угол, в к<отор>ом я могла бы писать без помехи, и где те люди, к<отор>ые сумели бы помочь мне по-настоящему?
Умер Мих<аил> Ив<анович> Калинин[108]. Почему-то мне стало невыносимо грустно.
Без людей с ума схожу. Хотя бы в Москву пробраться. «Благодетели» — старуха, у к<отор>ой я ночую, бывшая «прости господи», и невестка портнихи, моей соседки по квартире.
Современным поэтам (подражание Маяковскому)
Неужели вы думаете, что
вас любят массы,
Что они знают,
как вы в книгах
и как дома.
с жирным мясом,
Нет, массы любят
только щи
Но и с ними, как с вами,
Массы
мало
знакомы.
Блок перестал слышать музыку в мире, а Есенин сказал:
Что-то всеми навеки утрачено,
Май мой синий, июнь голубой,
Не с того ль так чадит мертвячиной
Над пропащей этой гульбой
[109].
Почему для меня сейчас «чадит мертвячиной» от самых возвышенных и священных чувств и идей? Всегда мне было свойственно обостренное чутье катастрофы, гибели, некий «апокалипсический» инстинкт.
Ты найти мечтаешь напрасно
Уголок для спокойных нег.
Под звездой небывало опасной
Обреченный живет человек.
Нас повсюду настигнут бури
И обещанный страшный суд.
И от древних разгневанных фурий
Не спасет монастырский уют.
Это было написано в 1938 году и посвящено Тоне. Я ошиблась. Она спаслась за коровьим хвостом.
А может быть, это свойство декадентской организации; м<ожет> б<ыть>, здоровые люди ничего этого не чувствуют. Но значит ли это, что здоровые правы?
10/VI. Накапливаю долги и не еду в Москву. Любопытно бы знать, что я думаю о своем ближайшем будущем. Жить негде. Фактически квартиры нет. В юридической дыре жить нельзя: нет ни печей, ни стекол в обеих рамах: летней и зимней. К осени моя еще более голая и рваная, чем я, соседка ждет сыновей из армии. Куда приткнуться? Правда, возможно, через месяц меня испепелит атомная бомба; возможно, что я волей благого промысла сама, без постороннего вмешательства, испущу дух; ну, а если осуществится третья — худшая — вероятность, если я доживу до осени?
И глохну, катастрофически глохну. Участь Бетховена, без его славы. Что же, со мной, очевидно, должны случаться самые ядовитые и паскудные каверзы.
Где ты, где ты, друг мой неизвестный,
Верующий пламенно в меня?
Я зову тебя вот этой песней,
Скорбью ночи и печалью дня
[110].
Долги — 70+13+15+25 (разбитый чайник). Итого 123 руб. На ноги нужно, по крайней мере, 30–40 на паршивые тапочки, юбка — минимум 120, на дорогу 30. [Итого] 310 руб.! Уф! Откуда я возьму их? Явная утопия.