Андрей Дмитриевич развел руками, изобразив преувеличенное сомнение. Шутка скрывала странную неуверенность. Ему нравился Глеб, у него радостно сжалось сердце при вести о внуке. Но почему Полина ни разу не обмолвилась: «муж» или «мой будущий муж»? Почему сам Глеб не попросил руки своей избранницы? — «Старомоден ты до противности, старый хрыч», — сказал себе директор, но не мог подавить тревоги, глядя вслед убегающей дочери.
Андрей Дмитриевич не относился к людям, склонным задумываться над превратностями судьбы, мучительно анализировать все стороны своего поступка, даже весьма серьезного, а потом дотошно копаться в нюансах, отыскивая причину неудач. «Армейский служака», проработавший в рядах Вооруженных Сил более четырех десятилетий, считал себя человеком чести и совести. Что бы ни говорили вокруг о неблагополучных факторах переходного времени, как бы ни роптали на обстоятельства, Андрей Дмитриевич не сомневался: личная совесть превыше всего, а долг офицера — превыше совести. Даже конфликты между этими двумя высшими инстанциями терзали его редко. Возможно поэтому парнишка из белорусской деревни, попавший в пехоту по призыву прямо из школы, двигался по служебной лестнице весьма успешно. Остался сверхсрочником, окончил военное училище, отличился в пресечении конфликта на Чукотском море, попал по личной рекомендации командира Дальневосточного округа в военную академию и получил назначение на закрытый завод в подмосковном городке.
Андрея Дмитриевича любили и «сверху», и «снизу» — начальству нравилось иметь исполнительного, аккуратного руководителя, чье подразделение держалось на образцово-показательном уровне, подчиненные души не чаяли в суровом, но справедливом командире из породы «отцов родных». Он не спускал разгильдяйства и аморальности, жестокости, хамства, но и умел защитить несправедливо обиженного, «взять под крыло» способного парнишку, помочь солдатской матери или заждавшейся невесте. Даже самый злобствующий диссидент, списывающий положительных героев «советской кинолетописи» в отход конъюнктурного брака, не мог не признать — такой герой существует на самом деле в лице майора Ласточкина.
Злобствующего диссидента представлял в застойные годы ближайший дружок Андрея Дмитриевича — Кирилл Сергеевич Рассад. Они вместе начинали с рядовых и вместе окончили военную академию, а затем пути друзей круто разошлись военный инженер Ласточкин пошел по технической части, Рассад — «по шпионской».
Он возглавил в «Пентагоне», как обзывали чуждые элементы Министерство вооруженных сил, отдел, занимающийся идеологическими диверсиями. В ту ночь, когда Кирилл Рассад сообщил другу о назначении его командиром артиллерийского дивизиона в ограниченном контингенте войск, направляемом в Афганистан, оба они здорово выпили на «даче» Ласточкина — в условиях собственноручно собранного на шести сотках хозблока.