Я влюбилась, прогоняя маячившую за спиной Максима тень Грега и старалась не думать об ушедшем в науку муже. Вернувшись домой с побережья, я сказала Хантеру: «Прости, я должна уйти. Он необходим мне, а я нужна ему». Конечно, рыдала, поливая слезами атласную китайскую подушку с вышитым попугаем. Хантер осторожно погладил меня по голове деликатно как чужую. «Ты не можешь уйти. Я слабее его.»
Так????????? признаться в беременности тому, кого хотят удержать виновато, пристыженно, и все же — победно. Я осталась с мужем. Дочь училась в пансионе. Ей шел тринадцатый год.
— Ты поступила правильно, Эн. Нельзя потерять того, что никогда не имел. Вы жили с Хантером без надрыва чувств и особой духовной близости. Вы не были страстными, сгорающими от противоречивых желаний, любовниками. То есть — ничего огнеопасного и скоропортящегося в ваших отношениях не было. С Хантером можно было, не опасаясь, вступать в осеннюю пору. С ним ты благополучно встретила зиму.. — Ди осторожно обошла тему болезни Эн и быстро вырулила к главному: — С Максимом ты испытала бы много боли. Поверь… так страшно сдавать королевские позиции. Только что вокруг тебя вращалась Вселенная — и вот, его взгляд уже задерживается на другой. Просто так — ведь он художник… Ты говоришь с ним о поэзии, проявляя тонкость изощренного знатока, а он — не слышит. Ты видишь насквозь каждое движение его души, ты знаешь, за каким персиком потянется его рука. Ты — незаменима. И вдруг оказывается, что чужая женщина — глупая, напыщенная, манерная кажется ему недосягаемо прекрасной, загадочной, полной чарующих обещаний. Ее волшебно преображает новизна, а ты удобна и незаметна как заношенное домашнее платье… — Ди прервала свой пылкий монолог и пожала плечами. Банальность ситуации не делает меня печальной для каждой из нас… Не забуду, сколько черных дней выпало для меня в том цветущем, солнечном мае, когда Родриго стал исчезать из дома. Он весь светился какой-то неведомой мне радостью, хитрил или просто отмалчивался… Мне хотелось уйти — все равно как и куда, лишь бы не видеть его лживых глаз, не сгорать от унижения… Я думала, что загубила, не смогла уберечь нашу неповторимую, такую пылкую, такую возвышенную любовь… И лишь потом догадалась случилось то, что не могло не случиться. Родриго — творец, поэт, мастер! Ему необходимы свежие чувства для вдохновения. Он привык к звуку моего голоса, привык ко мне, к отыгранным полям в нашем спектакле. И я поняла репертуар надо менять, пока от тоски и злости мы не превратились в ярых врагов.