— Я так понимаю, других проблем нет, кроме как обсудить, кого за собой приволок властитель, да, Ивайя?
О, блин. Оказывается, он умеет разговаривать как властитель. Холодно так, высокомерно даже. Другим бы как отрезало после такого ушата ледяной воды, но не этим чертовкам.
— О да, шаракан побери, умираем от любопытства, зависти, не спим ночами, страдая по твоим голубым глазам, Геллан, — пропела Ивайя, бесстыже стреляя глазами.
Меданы заволновались, как море, посыпались реплики, перемешанные со смехом. И тут вперёд вышла Мила. Встала впереди нас. И море сдулось, скисло, как молоко от лимонного сока. Ничёсе поворотец… Вот вам и трусишка, зайка серенький…
— Ну ладно, мы пошутили немного. Ты же знаешь, динь, нам бы только зубы скалить.
Мила кудрями тряхнула и, не выдержав, глаза опустила. Бояться её, конечно, никто не боялся, но открыто хамить при девчонке меданы явно не собирались.
— Не очень хороши дела, Геллан. Мы так понимаем, поход за мерцателями провалился. Иначе ты с утра пришёл бы сюда со шкурками, — проговорила бирюзовая хорошенькая ведьма. — Вместо этого ты поймал девчонку.
— Это Дара. Она свалилась мне на голову.
— Да ладно, — усомнилась ярко-жёлтая, носатая, с немного косящим правым глазом, но милая, с ямочками на подбородке, щеках, пухлыми губами сердечком. — Небесный груз?..
Меданы загалдели, как стая разношерстных попугаев, орали все сразу, махали руками. Ногти они тоже красили под цвет волос.
— Какой прок от девчонки, — вздохнула Ивайя, — их у нас сотни. Груз она или не груз… Вряд ли это нам поможет. Ткачики разбегаются, ленивые твари, половина домов недостроены, мужики то мотаются по лесам да горам, то спят, то байки у костров по ночам травят. Всё, как всегда, а осени скоро конец. И вряд ли мы переживём ещё одну блуждающую…
Меданы поддакивали, шумели, жаловались. Я уже ничего толком не понимала.
— Хватит стонать, — это Иранна голос подала. — Пошли лучше, делами займёмся.
— А ты не командуй нами, муйба! — пробасила старая тётка в необъятных юбках. — Не хватало, чтобы всякие муйбы указывали нам, что делать. Вари свои зелья, скот лечи да детишек учи.
Я моргнула. Мне казалось, что никто не смеет так говорить с Иранной, но меданы думали иначе. Правда, Иранну это нисколько не волновало. Она лишь плечами повела, сняла кожаную сумку и достала чашу с радужной краской. Как это добро не расплескалось по дороге — ума не приложу. Меданы тут же притихли. Те, что впереди, увидели и ахнули, остальные привстали на цыпочки, носы у них заострились, глаза прикрылись. Затем поднялся такой рёв и ор, что хотелось заткнуть уши.