Харуки Мураками
СЕДЬМОЙ
Перевод Андрея Замилова
- Та волна чуть не смыла меня однажды в октябре. Было мне тогда десять лет... - тихо начал свою историю седьмой рассказчик.
В эту ночь ему выпало рассказывать последним. Стрелка часов подбиралась к одиннадцати. Из глубокой темноты до сидящих кругом слушателей доносились завывания ветра. Он теребил листву и оконные стекла, а затем, тихонько насвистывая, куда-то улетал.
- ...То была особая, не виданная прежде гигантская волна, - продолжал седьмой. - Она едва не захватила меня, но поглотила и унесла в иной мир самую важную для меня вещь, на поиски которой ушло много лет. Невозвратимых и бесценных долгих лет.
Седьмой выглядел лет на пятьдесят пять. Худощавый. Высокого роста, с усами и маленьким, словно от лезвия тонкого ножа, но глубоким шрамом возле правого глаза. В короткой прическе местами проступала жестковатая седина. На лице застыло выражение, свойственное людям, которые стесняются заговаривать первыми. Выражение это настолько вжилось в лицо, что казалось, хозяин не расстается с ним уже многие годы. Седьмой иногда поправлял воротник скромной сорочки под серым твидовым пиджаком. Никто не знал ни его имени, ни чем он занимается.
Все молча ждали продолжения. Седьмой откашлялся и проронил в окружавшую тишину очередные слова.
- В моем случае это была волна... Не знаю, как будет с вами, но так вышло, что в один злополучный день оно предстало передо мной в облике гигантской роковой волны.
Я вырос в приморском городке префектуры N. В маленьком городке, название которого вам вряд ли о чем-нибудь скажет. Отец был частным врачом и обеспечивал мне безбедное детство. С тех пор, как себя помню, у меня был один очень хороший друг по имени К. Он жил по соседству и учился на класс младше. Мы вместе ходили в школу, играли во дворе, как настоящие братья, и за всю нашу многолетнюю дружбу ни разу не подрались. Вообще-то, у меня был родной брат, но, видимо, из-за разницы в шесть лет мы не ладили между собой и, признаться, не очень подходили по характеру. Поэтому мой друг был мне ближе собственного брата.
К. был ребенком худым и бледным, с красивым, чуть ли не девичьим лицом. Врожденный дефект речи не давал ему общаться со сверстниками как полагается. Причем, посторонним казалось, что дефект не речевой, а умственный. Физически он был слаб, поэтому и в школе, и в играх мне постоянно приходилось его опекать. Я же, наоборот, слыл крепышом, любил спорт и всегда и во всем оказывался на первых ролях. В К. меня привлекало доброе сердце. У него не было никаких умственных отклонений, но из-за дефекта речи успехами в классе он не отличался и едва поспевал за школьной программой. Зато как прекрасно он рисовал! Из-под его карандаша - как, впрочем, и других принадлежностей для рисования - выходили такие живые рисунки, что восхищались даже учителя. Он не раз становился лауреатом и победителем разных конкурсов. Со временем непременно стал бы известным художником. Больше всего любил рисовать пейзажи. К. приходил на взморье и без устали рисовал с натуры морские просторы. А я садился рядом и наблюдал за быстрыми и точными движениями его карандаша. Меня удивляло и восхищало, как мгновенно он воспроизводил на белом чистом листе бумаги живые формы и краски. Настоящий талант...
