— Госпожа магистр, у меня правда много работы, — раздражённо проворчал я, отвлекаясь от документов. Что за дурацкая привычка, стоять над душой и лезть под руку?
— Я понимаю. Но если вы завтра свалитесь с истощением, вы совсем ничего не ускорите, — решительно проговорила она, жестикулируя какой-то книжкой. Выглядела при этом почти грозно, но всё портила заспанная помятая мордашка и… моя рубашка, которую эта строгая женщина почему-то решила использовать в качестве одежды для сна. Вот такая Лейла, — взъерошенная, босая, сверкающая из-под рубашки голыми коленками, — вызывала множество тёплых эмоций, не все из которых я мог распознать.
Но в данный момент мне, честно говоря, было совсем не до неё и не до эмоций.
— Госпожа магистр, при всём моём уважении… — раздражённо начал я, отмахиваясь от здорово мешающих сейчас работе чувств. Однако отмахнуться от Лейлы Шаль-ай-Грас оказалось не так-то просто.
— При всём моём уважении, я не могу позволить вам так над собой издеваться, — перебила она. — Ну, в самом деле, вы взрослый серьёзный человек; так почему, когда речь заходит о вашем здоровье и самочувствии, ваша хвалёная рассудительность позорно поджимает хвост и спасается бегством? Вы же не железный, у вас же на лбу написано, что вы устали. И я не говорю о том, что ели последний раз, должно быть, утром, когда мы с Халимом вас чуть не силком заставили. Хватит упрямиться, вы ведёте себя как ребёнок.
— А вы — как сварливая жена, — наконец, сформулировав, что мне напоминает подобное её поведение, насмешливо высказался я. Это, правда, было довольно грубо, но мне сейчас меньше всего хотелось выслушивать, что же я, по версии этой девочки, делаю неправильно. Пусть лучше обидится и спокойно ляжет спать, а не сбивает меня с мыслей своим брюзжанием и, что уж там, внешним видом.
— Ну, знаете ли!
К моему удивлению, она не обиделась, а рассердилась. Горячо жестикулируя и размахивая всё той же книжкой, она на меня почти кричала. И это было странно; я уже и не помнил, когда меня последний раз кто-то столь горячо отчитывал. И против ожиданий это вызывало не раздражение, а непонятное умиление, и даже удовольствие.
Я поймал себя на том, что почти не слушаю слов женщины, а в полном смысле любуюсь ей. А потом понял, что лекция мне надоела; точнее, не лекция, а вот это раздражение, которое кипело в госпоже магистре. Решение нашлось неожиданно, где-то между смутными воспоминаниями и сиюминутными желаниями. А претворить его в жизнь было очень просто.
Я рывком встал, не опираясь на больную ногу, перехватил отшатнувшуюся скандалистку поперёк туловища, аккуратно зафиксировал и, игнорируя неуверенное вялое сопротивление, поцеловал.