— Я тебя сейчас стукну, — непонятно на что обиделась Лейла. — Тоже мне, пенсионер-калека нашёлся!
— Кхм, — растерянно хмыкнул я. — Но ведь это правда. Из армии меня списали на пенсию, причём именно по ранению. И нога моя действительно восстановлению не подлежит.
— Кстати, почему? — нахмурившись, она покосилась на меня.
— Я не вдавался, — я пожал плечами. — Мне сказали, либо так, либо отрезать и протез поставить. Но с искусственной было бы вообще неудобно, она же совсем не гнётся.
— А шрамы? — осторожно спросила она.
— А что — шрамы? Они не болят, жить не мешают. Тахир утверждает, что можно свести, но это надо полгода в госпитале потерять. Хотя, если ты…
— Нет-нет, — перебила она. — Мне просто очень сложно поверить, что они не доставляют тебе беспокойства. Это ничего, что я тебя допрашиваю? — вдруг смутилась Лейла. — А то вопросы копятся, ответить на них некому…
— Это понятное желание, — успокоил я её, стараясь не вдаваться в причины эмоциональных реакций женщины. Почему-то сегодня уверенному толкованию поддавались не все из них. То ли соображаю я по какой-то причине хуже, то ли Лейла реагирует как-то иначе, то ли всё гораздо проще, и мы просто впервые разговариваем друг с другом. То есть, не обсуждаем что-то жизненно важное сию минуту, а общаемся на относительно отвлечённые темы. Вот, например, почему она всё-таки обиделась на слова о моей физической ущербности? Глупо ведь отрицать очевидное. Тем более, сам факт её не беспокоит, а упоминание о нём — злит. Простым и самым эффективным способом решения возникшего логического противоречия в данном случае мне виделся прямой вопрос. — Я тебя тоже тогда спрошу. Почему ты обиделась на «калеку»?
— Мне кажется, это очевидно, — недовольно пробурчала Иллюзионистка.
— Может быть, — легко согласился я. — Но это нелогично. И я, к сожалению, не могу вспомнить подходящей ассоциации и подобрать объяснение. Жалость я бы мог объяснить, но обида?
— Потому что это звучит оскорбительно! — нахмурившись, возмущённо проговорила она.
— Но это ведь правда, и ни одно…
— Ладно, я поняла, объясню подробно, — вновь перебила меня Лейла с тяжёлым вздохом. — Понимаешь, это всё от субъективности восприятия. Ну, как определение «красивый — не красивый»; есть какие-то общепринятые нормы, но в итоге всё сводится к индивидуальным предпочтениям. То, что ты говоришь, правда, но только если отбросить эмоции. Ну, не могу я связать у себя в голове тебя и это уничижительное слово. «Калека» — это в моём представлении что-то жалкое, ущербное, вызывающее сочувствие и нуждающееся для выживания в помощи других людей. Безногий нищий на базаре — калека. А решительный, уверенный, спокойный и очень сильный мужчина — это совсем не то же самое, — заключила, несколько смутившись, она.