— Ника! — ты проснулась? — голос мамы ворвался в мою пустоту.
Я все оглядывалась, пытаясь отыскать рядом кошку Нежность. Посмотреть в сапфировые глаза и попытаться понять — зачем? Зачем была эта неделя. Зачем он ходил вокруг меня, оставаясь невидимым. Зачем это: «Хочу понять тебя…»
— Иду, — отозвалась я глухо.
Первыми из империи прибыли мальчишки. Паша сиял как начищенный пятак. А Рэм был хмур.
— Миледи Вероника, — начал он торжественно.
Значит, сотворил какую-то глупость. Я на всякий случай уселась. Сложила руки на коленях и приготовилась слушать.
— Я вызвал принца Тигверда на дуэль. Тяжело вздохнула. Подумала, что надо бы у Ирвина попросить успокоительного. Бочоночек. А то, если все стрессы заливать крепким алкоголем — как я делаю в последнее время — сопьюсь.
— И что? — поинтересовалась только, проглотив все мыслимые и немыслимые ругательства.
— Он заявил мне, что я — его приемный сын. И драться он со мной не намерен.
— Значит, у принца Тигверда в голове есть мозги, чего нельзя сказать о тебе.
— Но ваша честь…
— Моя честь, — усмехнулась я. — Рэм. Все было с обоюдного согласия. Я разорвала помолвку. Прежде всего, потому, что не собираюсь в империю Тигвердов. Мне и здесь, дома, хорошо. Поэтому…
Юный герцог коротко поклонился мне — и ушел. Недовольный.
Император прибыл всего на полчаса. И выглядел он как-то издерганно. Но он улыбался, поздравлял Пашу. Дал отмашку Ирвину — и тот разрешил Феликсу подняться.
— Только нагрузки увеличивайте постепенно! — приказал главный целитель — и недовольно посмотрел на Пашу и Рэма.
Мы всем семейством закивали. Когда Феликс сделал свои первые шаги — неуверенные, робкие, неуклюжие — у меня на глаза навернулись слезы. Я почувствовала себя счастливой. И какая разница, что там с моим разбитым сердцем! Вот оно — счастье! Здоровье моих детей. И пусть весь мир подождет, как в рекламе… Да здравствует магия, да здравствует империя Тигвердов, аве Ирвин! Я согласна на огромную белую кошку с глазами-сапфирами вместо мужского внимания навсегда, только пусть Феликс будет здоров…
— Вот видишь — все получится, — шептала я ему. И в какой-то момент поняла, что он тоже плачет.
— Можно, я буду называть вас мама, а не миледи Вероника? — тихо спросил он.
— Конечно, сынок — обняла я его.
Император и Ирвин удалились быстро. Мальчишки убежали во двор.
— Ненадолго! — крикнула я.
Вернулись они быстро — и еще и притащили Грея в дом.
— Что за новости? — поднялся отец. — Это с чего бы?
— Мам, — обеспокоено спросил Паша, — ты не чувствуешь?
Из-за восторгов и нахлынувших чувств я действительно ничего не почувствовала. Описать это сложно — что-то было не так… В воздухе, внутри каждого из нас. Грей выл. Выл и трясся. Вдруг воздух глухо завибрировал протестующе загудел, словно сопротивляясь вторжению из вне.