– Вот как? – горько засмеялся Саладин. – С каких пор ты стала экспертом в человеческих отношениях, моя маленькая заклинательница лошадей?
Ливви нахмурилась, услышав в словах издевку.
– Иногда со стороны легче увидеть проблему и оценить ее, – сдержанно заметила Ливви. – Полагаю, ты рассказал мне все это потому, что хотел услышать мое мнение.
Саладин и сам не понимал, зачем посвятил ее в свою тайну. Что толкнуло его раскрыть ей душу и темное сердце? Возможно, хотел пресечь нежность, закрадывающуюся в их ночной секс, хотя в самом начале предупреждал Ливви о нетерпимости к подобным эмоциям. Саладин горько сожалел о проявленной слабости. Жаль, что нельзя повернуть время вспять. Если бы он мог вернуть слова, Ливви оставалась бы еще одной анонимной женщиной в его списке. Однако внутренний коварный демон заставил его задать вопрос:
– Каково же твое мнение?
Ливви глубоко вздохнула. Чтобы ответить Саладину, ей требовалось мужество, которого она не ощущала, поеживаясь под его враждебным взглядом. Однако она верила, что жизнь надо прожить честно: смотреть опасности в лицо, а не прятать голову в песок. Саладин был шейхом процветающей страны, но иногда ему полезно выслушать человека, которого не смущает его статус и власть. Кто расскажет ему все, как есть, а не так, как он хочет услышать? Она покачала головой.
– Однажды ты обвинил меня в том, что я разрушила свою жизнь из обиды на предавшего меня человека. Ты был прав. Но не сделал ли ты то же самое из-за Алии?
Саладин зло прищурился.
– О чем ты говоришь?
Ливви облизнула губы.
– Не кажется ли тебе, что ты используешь смерть жены, чтобы оправдать разочарование в жизни здесь и сейчас? Она умерла вскоре после того, как вы поженились… – Ее голос прервался, когда она заметила сверкнувшую в черных глазах ярость, но Ливви заставила высказаться до конца. – Она была молода и прекрасна, и время не запятнало ваших отношений…
– Хочешь сказать, что все бы изменилось? – горячо возразил Саладин. – Любовь неизбежно заканчивается болью и разочарованием? Так на Западе представляют брак?
– Я совсем не это хочу сказать. Никто не знает, как бы все повернулось, – настаивала Ливви. – Жизнь нельзя предсказать. Для меня очевидно, что ты позволяешь сомнительному чувству вины тянуть себя назад.
– Моя вина не вызывает сомнений. Мне предстоит нести это тяжкое бремя до конца дней.
– Тогда это твой выбор, Саладин. Никто не заставит тебя думать по-другому, если ты сам не хочешь. – Ливви колебалась, потому что должна была произнести жестокие слова. – Возможно, тебя это устраивает. Твоя красавица жена умерла в расцвете лет, и никто не сможет равняться с ней, не так ли? Она остается для тебя образцом совершенства, потому что ты воздвиг ее на пьедестал. Ни одна живущая женщина не достойна сравнения с Алией.