После всех этих чудовищно шумных, утомительно беспорядочных и до жути устрашающих мучений чудо жизни в конце концов восторжествовало – Гвен из последних сил вытолкнула на свет своих младенцев.
– Мальчик и девочка. Подумать только, – пробормотала миссис Джонсон, смывая следы крови с худеньких телец кричащих новорожденных.
– С детьми все в порядке? – слабым шепотом спросила Гвен.
Доротея обернулась и, вытянув шею, посмотрела в сторону миссис Джонсон.
– Я вижу, как они машут ручками и двигают ножками, – доложила она сестре с глуповатой улыбкой. Никогда в жизни не испытывала она такого головокружительного чувства облегчения.
Дверь спальни приоткрылась. Доротея была в полной уверенности, что это Джессон, но вместо него в дверном проеме показалась Эмма.
– Я слышала… О господи, ребенок родился! – Радость на лице Эммы быстро сменилась недоумением. – Их двое?
Доротея усмехнулась:
– Ты же знаешь нашу Гвен. Она никогда не ограничивается полумерами.
Повитуха со своей помощницей поднесли младенцев к кровати. Доротея и Эмма в нетерпении подошли поближе, чтобы получше рассмотреть племянников.
– Хотите подержать их? – спросила миссис Джонсон у Гвендолин. – Мне нужно отыскать вашего мужа, чтобы сообщить ему радостную новость.
Гвен с сожалением покачала головой.
– Боюсь, мои руки слишком слабы. Передайте их лучше сестрам.
Эмма взвизгнула от восторга и протянула руки к ближайшему ребенку. А Доротея колебалась. Не дожидаясь ее согласия, миссис Джонсон сунула ей спеленутого младенца. Ребенок лежал несколько секунд спокойно, но вдруг выгнул спинку и повернул головку в попытке отыскать грудь.
– Ах, должно быть, это твой сын, Гвен – сказала Доротея с улыбкой.
Она поднесла мизинец к его ротику, и малыш принялся жадно его сосать. Между тем девочка на руках у Эммы спокойно спала.
Джессон стремительно ворвался в комнату и растолкал служанок, обступивших кровать. Миссис Джонсон следовала за ним.
– С ней все в порядке? – спросил он повитуху. – Правда?
– Она измучена, но безумно рада, как всякая только что родившая мать, – ответила миссис Джонсон, собрав в кучу испачканные простыни и передав их одной из служанок.
– Но ведь она непременно поправится, не правда ли? Скажите мне, что она поправится, – настаивал Джессон, повысив голос.
– Не надо так распаляться, любовь моя, – проворчала Гвен. – Ты напугаешь наших детей.
При звуке голоса Гвендолин Джессон замер. Взгляд его встревоженно устремился к жене.
– Идите сюда, Джессон, поздоровайтесь с вашими сыном и дочкой, – сказала Доротея веселым тоном в надежде улучшить его паническое настроение.