В зале судебных слушаний взрыв произошел ровно в пять вечера, в Пятнадцатом округе в шесть, а в прокуратуре в семь.
По мере приближения стрелки часов к восьми все, кто имел несчастье перейти дорогу моему клиенту, начинают нервничать. Си-эн-эн, уже распалившись окончательно, сообщает, что вокруг здания Верховного суда в Вашингтоне усилены меры безопасности. Их репортер на месте действия постоянно показывает нам окна офисов, в которых горит свет, чтобы мы поверили, будто судьи находятся там и трудятся в поте лица, обсуждая детали дела Линка. Но это не так. Все они благополучно сидят дома или ужинают. С минуты на минуту один из клерков сообщит, что наше ходатайство отклонено.
Особняк губернатора кишит полицейскими штата, кое-кто в полном боевом облачении и обвешан оружием с головы до ног, будто Линк может попытаться взять здание приступом. В окружении стольких камер и при таком нагнетании напряженности наш бравый губернатор не мог удержаться. Десять минут назад он выскочил из своего бункера пообщаться с журналистами — понятно, что в прямом эфире. Сказал, что ничего не боится, что правосудие должно свершиться, что он бесстрашно выполнит свой долг, и так далее, и тому подобное. Он пытался всячески показать, будто действительно еще не принял окончательного решения по ходатайству об отсрочке казни. Он приберегает возможность рассказать об этом позже, скажем, минут без пяти десять. В последние годы такой чудесной возможности покрасоваться на полную катушку у него не было.
Меня так и подмывает поинтересоваться у Линка, кто следующий, но я сдерживаюсь. Пока «Рим горит», мы убиваем время, играя в карты. Линк несколько раз предлагал мне уйти, но я остался. Не скажу, что мне нравится присутствовать на казни, но что-то в этом есть.
При взрывах никто не пострадал. Все три бензиновые бомбы, если верить эксперту, которого Си-эн-эн показал для убедительности, представляли собой примитивные устройства с часовым механизмом, скорее всего в небольших пакетах, и должны были произвести не особо громкий шум и много дыма.
В восемь часов все с облегчением выдыхают. Все спокойно. Раздается стук в дверь, и в камеру ввозят еду для последнего в жизни заключенного приема пищи. По такому случаю Линк выбрал бифштекс с картофелем фри и кокосовым пирогом на десерт, но аппетита у него нет. Он откусывает пару раз от бифштекса и предлагает мне угоститься картошкой. Я благодарю и отказываюсь, потом начинаю тасовать колоду. Есть что-то неправильное в том, чтобы съесть последнюю в жизни человека пищу. В четверть девятого звонит мой мобильник. Верховный суд отклонил наше ходатайство. Ничего удивительного. Теперь не осталось даже формальных поводов на что-то рассчитывать. Все петиции рассмотрены и отправлены в корзину.