Ближе к вечеру мне разрешают встретиться с моим клиентом в одном из помещений тюрьмы, оборудованных для бесед с адвокатом. Я вхожу и сажусь на стул перед экраном из толстой металлической сетки, по другую сторону которого сидит Тадео. Его лицо сильно разбито и все в кровоподтеках, но проблема совсем не в этом. Он настолько подавлен и вял, что я невольно задаю себе вопрос, не накачали ли его успокоительным. Мы начинаем разговаривать.
— Когда меня отсюда выпустят? — спрашивает он.
Мне хочется ответить, что ему надо привыкать к новому положению, но говорю я другое:
— Завтра утром тебя отвезут в суд на первое слушание. Я там буду. Ничего особенного не произойдет. Все будут ждать развития событий с рефери. Если он умрет, то ты действительно по уши в дерьме. Если выздоровеет, то тебе предъявят кучу обвинений, но среди них не будет убийства. Примерно через неделю или около того мы снова обратимся в суд и попробуем договориться о разумном залоге. Предугадать, какую позицию займет судья, я не могу. Вот ответ на твой вопрос. Есть шанс, что через несколько дней ты сможешь выйти под залог. Но, скорее всего, тебя оставят за решеткой до суда.
— И сколько это?
— До суда?
— Да.
— Трудно сказать. Самое меньшее полгода, но, вероятно, год. Сам суд не будет долгим, потому что не придется опрашивать много свидетелей. Будут просто прокручивать запись.
Он смотрит вниз, будто сдерживая слезы. Я люблю этого парня, но мало чем могу ему помочь что сейчас, что через полгода.
— Ты помнишь, как все было? — спрашиваю я.
Он медленно кивает.
— Меня переклинило. Мне не дали победить вчистую. Рефери не давал мне драться, как я умею. Все время вмешивался и останавливал. В смысле, я не хотел его избивать, но меня переклинило. Я так разозлился, так психанул, когда он поднял не мою руку. Я же надрал ему задницу, верно?
— Кувалде или рефери?
— Кувалде, конечно. Я же надрал ему задницу?
— Нет, не надрал. Но бой ты выиграл.
Я видел каждый момент боя, и мне ни разу не показалось, что рефери чем-то мешал. В плане линии защиты вариант, что рефери своим вмешательством лишил моего подзащитного победы и тот с ним за это рассчитался, так что все было по справедливости, не проходил.
— У меня отняли победу, — говорит он.
— Рефери не судья, Тадео. Подсчет очков вели три судьи. Ты ошибся с обидчиком.
Он трогает швы на рассеченном лбу и говорит:
— Знаю, знаю. Я облажался, Себастиан, но ты же поможешь мне, правда?
— Ты знаешь, я сделаю все возможное.
— Мне дадут срок?
«Ты уже сидишь, так что привыкай». Я прикидывал возможные сроки. Если Шон Кинг умрет, думаю, двадцать лет за умышленное убийство при смягчающих обстоятельствах или, возможно, пятнадцать за непредумышленное убийство. Если он выживет, то от трех до пяти за нападение при отягчающих обстоятельствах. Поскольку я не готов поделиться этими соображениями, то отвечаю уклончиво: