Какое-то время Латимер рассматривал Питерса, потом произнес:
— А вам не приходило в голову, что я не хочу брать именно эти конкретные три тысячи фунтов? Боюсь, мой друг, длительное общение с преступниками не дает вашим мыслям свернуть с проторенной колеи.
— Ох уж мне эти моральные устои… — устало произнес мистер Питерс. — Если хотите, — продолжил он с выверенным добродушием человека, который уговаривает пьяного друга, — мы сообщим все полиции. Только после того как завладеем деньгами. Даже если Димитриос докажет, что заплатил нам, он не сможет, как бы ни желал насолить, назвать полиции наши имена или сказать, где нас найти. И правда, думаю, что это был бы очень мудрый шаг с нашей стороны. В таком случае Димитриос будет нам уже не страшен. Мы можем предоставить полиции досье анонимно, как поступил Димитриос в 1931 году. Всего лишь справедливое возмездие.
Потом его лицо вытянулось.
— О нет, ничего не выйдет. Вас могут заподозрить ваши турецкие друзья, мистер Латимер. Нельзя так рисковать!
Латимер почти не слушал. Он понимал, что сказал глупость, и пытался оправдать свою неосмотрительность. Питерс прав. Он ничего не мог поделать, не мог посадить Димитриоса в тюрьму. Оставалось два варианта. Либо он уедет в Афины, и Питерс провернет все сам, либо останется в Париже и будет наблюдать за последним действием этой комедии абсурда, в которой он, как оказалось, играет одну из ролей. Первый вариант ему было сложно даже вообразить, и он решился на второй. Чтобы выиграть время, Латимер взял сигарету и прикурил ее. Затем поднял глаза.
— Хорошо, — медленно произнес он. — Я сделаю так, как вы хотите. Но есть кое-какие условия.
— Условия? — Мистер Питерс поджал губы. — Мне кажется, что половина суммы — это уже больше чем достаточно, мистер Латимер. Да одни мои усилия и затраты…
— Минуточку. Выполнить первое условие для вас не составит труда: вы заберете себе все деньги, которые сможете выжать из Димитриоса. Второе условие…
Латимер замолчал. Он получил мимолетное удовольствие, наблюдая замешательство мистера Питерса. Потом слезящиеся глаза прищурились, и тот подозрительно спросил:
— Мистер Латимер, я что-то не понимаю. Если здесь какой-то хитрый подвох…
— О нет. Никакого подвоха тут нет, ни хитрого, ни какого-либо еще, мистер Питерс. «Незыблемые моральные устои» — это же ваша фраза, не так ли? Так вот, они существуют. Я готов, как вы видите, пойти на шантаж, если речь идет о Димитриосе, но я не готов делить с вами прибыль. Что, конечно, для вас только плюс.
Мистер Питерс задумчиво кивнул: