Они сидели молча. Мистер Питерс стал подстригать ногти карманными ножничками.
Полная тишина в комнате нарушалась только щелчками ножниц и тяжелым дыханием мистера Питерса. Для Латимера она казалась почти осязаемой: из углов комнаты сочилось нечто текучее, темно-серого цвета. Было слышно, как тикают на запястье часы. Он немного подождал — хотя это показалось ему вечностью, — а потом бросил на них взгляд. Без десяти минут девять. И снова вечность. Он пытался придумать, что бы сказать мистеру Питерсу в надежде скоротать время. Пытался посчитать целые параллелограммы на участке обоев между шкафом и окном. А теперь ему казалось, что он слышит тиканье часов мистера Питерса. Приглушенные звуки из номера сверху — кто-то двигал кресло и разговаривал — только накаляли тишину. Без четырех минут девять.
Внезапно, как выстрел из пистолета, скрипнула одна из ступенек возле двери.
Мистер Питерс прекратил подрезать ногти и, бросив ножницы на кровать, сунул правую руку в карман пальто.
Повисла пауза. Латимер неподвижно уставился на дверь. Сердце его мучительно билось.
Раздался тихий стук.
Мистер Питерс встал и, держа руку в кармане, прошел к двери и открыл ее. Латимер видел, как он всмотрелся в темноту на площадке, а потом отступил назад.
В комнату вошел Димитриос.
Черты человека, строение скелета, плоть, которая его покрывает, — результат биологического процесса. Но лицо — выражение эмоциональной установки — он создает сам. Эта установка необходима для исполнения его желаний, для защиты от надоедливых глаз.
Человек носит лицо как маску, чтобы пробуждать в других эмоции, дополняющие его собственные. Если он боится, то его должны бояться, если он что-то просит, просить должны его. Ширма, скрывающая наготу ума. Лишь художники способны прочитать на лице человека его сущность. Все остальные в своих суждениях опираются на слова и поступки.
И хотя люди интуитивно сознают, что маска — не сам человек, который за ней скрывается, демонстрация этого факта, как правило, их поражает. Двуличность других и должна быть шокирующей, ведь даже собственная сущность нам не всегда понятна.
Поэтому, когда Латимер наконец увидел Димитриоса и попытался прочесть на лице человека, уставившегося на него через комнату, зло, которому там надлежит быть, он испытал потрясение.
Шляпа в руке, темная изящная одежда, ухоженные седые волосы, сам стройный и подтянутый — Димитриос воплощал безукоризненную респектабельность. Он выглядел как скромный гость на большом дипломатическом приеме.
Создавалось впечатление, что он немного выше ста восьмидесяти двух сантиметров, которые приписала ему болгарская полиция.