— Знаете, — сказал он, — вы, англичане, такие надменные. Единственная нация в мире, которая верит, что имеет монополию на здравый смысл.
«Святая Дева Мария» располагалась в соответствии с какой-то сомнительной логикой на улице за церковью Свята неделя. Узкая наклонная улица была слабо освещена. На первый взгляд она казалась неестественно тихой. Но в тишине изредка слышался шелест музыки и смеха — шелест, который раздавался, когда открывалась одна из дверей, а потом снова стихал. Из какой-то двери появились двое мужчин, закурили и быстро направились прочь. Вдалеке слышались шаги другого человека, которые смолкли, когда их владелец вошел в один из домов.
— Сейчас людей немного, — заметил Марукакис. — Слишком рано.
Тусклый свет сочился из дверей сквозь вставки полупрозрачного стекла. На некоторых из них был нарисован номер дома, причем нарисован гораздо более искусно, чем это требовалось. Иногда на дверях можно было прочесть названия: «Чудо-бар», «ОК», «Джимми-бар», «Стамбул», «Торквемада», «Витоша», «Обесчещенная Лукреция» и, выше по холму, «Святая Дева Мария».
На мгновение они замешкались. По сравнению с другими эта дверь выглядела менее потрепанной. Латимер пощупал карман, чтобы убедиться, что бумажник на месте, в то время как Марукакис открыл дверь и вошел, показывая дорогу. Где-то внутри аккордеонисты играли пасодобль. Посетители оказались в тесном коридоре, стены которого неровно покрывала красная краска. На полу лежал ковер. В конце коридора располагался небольшой гардероб, который был почти пуст, за исключением пары шляп и пальто. Но в этот момент к ним вышел бледный мужчина в белом пиджаке, занял место за стойкой и приветственно улыбнулся. Он сказал: «Bonsoir, Messieurs»,[11] — взял вещи и жестом указал на лестницу, ведущую вниз — туда, где играла музыка. Над ней висела надпись: «Бар. Танцы. Кабаре».
Они попали в комнату с низким потолком площадью около тридцати квадратных футов. На бледно-голубых стенах по кругу висели овальные зеркала, поддерживаемые херувимами из папье-маше. В промежутках между зеркалами прямо на стенах были нарисованы стилизованные картины, изображающие светловолосых мужчин с обнаженными торсами и женщин в костюмах и клетчатых чулках.
В одном углу комнаты располагался маленький бар, а в противоположном — платформа, где сидела группа из четырех апатичных негров в белых аргентинских блузах. Рядом с ними виднелся дверной проем с голубым плюшевым занавесом. Остаток места вдоль стен занимали маленькие кабинки, которые доходили только до плеч сидящим внутри за столиками. Еще несколько столов вторглось на танцпол.