Так возник обычай любования неповрежденной природой. Смотря на прекрасные полотна средневековых китайских художников, мы должны помнить, что это не просто изыск пейзажной живописи, а религиозные изображения – иконы Дао. Поскольку Дао не видел никто и никогда, а природа – это его отпечаток; значит, смотря на отпечаток, мы восходим к самому первообразу – таков принцип китайской иконы. Также и японский сад камней, и средневековые китайские башни любования природой: в наиболее красивых местах строились специальные павильоны, куда люди поднимались, чтобы наслаждаться дивным окружающим пейзажем. Особенно китайцы любили сочетание воды и гор – и это тоже не случайно. Конфуций говорил, что человеколюбивый (то есть идеальный конфуцианец) любит горы, а совершенно мудрый (последователь Лао-цзы, аскет) любит воду.
Когда я это впервые прочел, то подумал: «Красиво, как и многое из китайских изречений, но что это означает?» Через некоторое время я понял это, как и причину сочетания воды и гор на китайских картинах. В китайской поэтике Дао, Божественное бытие часто связывается с океаном – это море, бесконечная стихия воды. Почему? Вода аморфна, она не имеет формы, текуча, и тем не менее вода – это жизнь, вода – это все. В одном древнем китайском тексте говорится, что, когда вода набегает на берег, она оставляет на нем песчаный след. Мир подобен отпечатку Дао, как полоса прибрежного песка подобна отпечатку волны. А горы – это отпечаток Дао, это земная реальность, воспроизводящая Божественную, поэтому человеколюбивый (тот, кто любит этот мир в лучшем смысле этого слова, кто любит социальную гармонию мира) любит горы (отпечаток), а тот, кто любит Дао (саму печать), тот любит воду. Таково раскрытие этого красивого образа.
Итак, для китайской традиции характерны вера в бессмертие, глубокая убежденность в том, что бессмертие может быть телесным, в буквальном смысле минующим смерть – без воскресения; вера в то, что этот мир – не иллюзия, а бесценная реальность, Божественное творение. И притом очень малоуважительное отношение к человеку (всего лишь «кончик волоска на лошадиной шкуре мира») – хоть он и имеет особую свободную волю, но не есть мерило всех вещей, чем является человек для Запада.
Мы видим три цивилизации – три религиозных видения, которые к моменту пришествия Спасителя вполне проявили свою разность. Одно говорило о телесном воскресении, о том, что мир создан для человека; в древнем египетском тексте, поучении царю, которое было написано в эпоху первого переходного периода, то есть в эпоху революционной смуты конца III тысячелетия до Р. Х., прямо сказано об этом. Отец-царь учит своего сына: «Заботься о людях – пастве Бога. Для них создал Он небо и землю, для них поразил Он животное, обитающее в водах, для них создал Он царя» – все создано для людей, для них существует царь, а не люди – для царя.