Брайан подвел Ибама к стоматологическому креслу, ввинченному в пол. Брайан заметно его усовершенствовал: добавил стальные перемычки для рук и ног, а также для груди и головы, которыми заковал нашего гостя, рассеянно насвистывая себе что-то под нос. Однако его насвистывание не способно было заглушить раздражающие всхлипывания Ибама.
Я подошел к столу, где стоял большой ящик с инструментами.
– Можно взглянуть? – полюбопытствовал я у брата.
Брайан мельком на меня глянул и улыбнулся.
– Разумеется, брат. А не хочешь подкинуть мне идейку, с чего начать?
– С удовольствием, – ответил я и снял с ящика крышку.
Пускай, заглянув в этот ящик, я и не ахнул от восторга, зато потерял дар речи и несколько секунд разглядывал замысловатые инструменты. Придя в себя, я принялся открывать дополнительные отсеки.
Я во всем люблю аккуратность и четкость. Так сама по себе хаотичная жизнь становится проще. Мои рабочие места – что дома, что в офисе – всегда чистые и аккуратные, и все в них логически упорядочено. Но из-за двойственности моей жизни (до недавних пор) у меня не было возможности столь тщательно упорядочить инструменты, необходимые для моего… «хобби». Мои личное время и пространство столь ограничены, что волей-неволей приходится ограничивать и выбор орудий. Почти ежедневно я встречал нечто такое, что в обыденной жизни не представляет никакой особенной ценности, но чему я мог бы даровать новое назначение и неограниченные возможности…
В своей коллекции Брайан собрал все эти предметы – и даже больше! – и явно использовал их по такому назначению, о котором я никогда бы не додумался.
Здесь были десятки, нет, сотни инструментов: разумеется, скальпели всех размеров и форм, кухонные принадлежности – чеснокодавилки, мясорубки, открывалки, а также блестящие и прочные ножи – от крошечных до гигантских, размером с мачете. Лезвия у одних были прямые, у других изогнутые, толщиной с иголку или шириной с пилу.
То был поистине инструментарий великого художника, и меня взяла гордость оттого, что нас с этим талантливым и аккуратным человеком связывают родственные узы.
– Брайан, – заговорил я, наскоро оглядев содержимое ящика, – это восхитительно!
– А еще умопомрачительно и пальцеотрезательно, – просиял Брайан, склонившись над взмокшим и бледным лицом Ибама, охваченного ужасом. – Так с чего начнем?
– М-м, такой выбор!.. – задумчиво протянул я.
Я снова заглянул в ящик, представляя каждый инструмент в действии и почти слыша звуки визжащего и сопротивляющегося Ибама под твердой рукой моего брата…
Волна нетерпения захлестнула меня, затопила Замок Декстера, его сырые и темные закоулки, лестницы, чердаки и наконец просочилась в самый темный погреб, где томились в дрёме мои Запреты. И впервые за долгие месяцы я почувствовал, как во тьме этого погреба шевельнулась и расправила крылья, как зашипела темная Декстерова сущность, пробудившись от беспокойного сна. Да, я услышал, как она поет, с каким удовольствием потягивается и взмывает в воздух, как вырывается из погреба и, размахивая крыльями, мчится по витиеватым лестницам, прогоняет свет из Замка, окутывает холодом все вокруг… Мрак и мороз – и вновь мой мир окрашен цветом ночи в преддверии скорого удовольствия, когда долгожданное счастье вырвется наружу. Нет, оно не решит будничных проблем и не наведет порядка за пределами моей внутренней обители, но какая, впрочем, разница? Даже капля пота на лбу дрожащего Ибама и то важнее моих забот.