– Хватит, – отрезала она. – Я тут не из гребаной «Невиновности»[8]. А если и была бы, то выбрала бы кого-нибудь, кто по-настоящему заслуживает справедливости.
– У меня никого больше нет, – пробормотал я, стараясь не заныть.
– Так точно, – ответила Дебора. – Всех остальных ты угробил.
– Это не…
– И меня у тебя тоже нет. Ты сам по себе.
– Ты это не всерьез…
– Еще как всерьез. Если помогу тебе выйти – значит, выпущу на свободу преступника и заодно прикончу собственную карьеру.
– Ах, ну да. – Меня столь сильно расстроили ее слова, что я ударился в сарказм. – Конечно, ведь под угрозой твоя карьера… Что моя жизнь по сравнению с ней?…
Дебора слышно скрипнула зубами, ее ноздри раздулись и побелели, – я с детства помнил, что такое лицо у нее ровно перед тем, как она взорвется.
– Раз уж так случилось, что я могу одновременно спасти свою карьеру, упрятать убийцу за решетку и помочь нашему участку…
– Никакому участку ты не помогаешь, – вспылил я в ответ. – Помогаешь ты одному только Андерсону и, помогая, бросаешь в беде собственного брата!
– Приемного брата. – Она выплюнула эти слова. – Не настоящего.
Они будто повисли между нами на долгие минуты. Ощущение было такое, точно в меня вонзили нож. Я поверить не мог, что она действительно так думала и так сказала. Должно быть, мне показалось. Она бы никогда… Ведь правда?…
Дебора же целую вечность смотрела на меня, сжимая зубы. На мгновение в глазах ее блеснуло иное, едва заметное выражение; нерешительная, мимолетная мысль, которую мне почти удалось поймать: о том, что она, Дебора, никогда бы такого не сказала, а теперь сама поверить не могла, что все-таки это сделала.
Но мысль исчезла, умчалась на всех парах; Дебора устроилась поудобнее и едва заметно кивнула, словно была рада, что наконец призналась в терзавших ее чувствах. А потом, желая уничтожить меня наверняка, она ядовито повторила:
– Приемный. Ты никогда по-настоящему не был мне братом.
Она смотрела на меня еще целую вечность, а может, и две, – потом поднялась, собрала свои бумаги и пошла прочь.
Не знаю, как долго я там сидел. Казалось, бесконечно. Но в какой-то миг я почувствовал у себя на плече руку Лазло, пытавшегося поднять меня на ноги. Я позволил отвести себя в камеру и надежно запереть, но по пути наверх ничего не видел и не слышал. В моей несчастной голове осталось место лишь для одной мысли, которая играла на повторе: «Ты никогда по-настоящему не был мне братом».
Дебора произнесла эти слова. По-настоящему произнесла и взглянула на меня, вполне ими удовлетворенная, а затем, оглушив один раз, повторила – на случай, если в первый раз я не расслышал. Но я расслышал. И теперь слова снова и снова звучали у меня в голове, не позволяя думать ни о чем другом.