Лишь на секунду на сердце моем стало нелегко – в тот миг, когда я отъехал от офиса Кронауэра и свернул на автостраду Макартур. В голове послышалось еле слышное, но тревожное шипение Темного Пассажира, твердившего, что что-то нет так. И в это самое мгновение машина позади резко ударила по тормозам и оглушительно загудела. Я инстинктивно затормозил и оглянулся, весь внимание.
Ничего страшного: просто нетерпеливый дурень скорее рвется домой. Я еще раз глянул на его машину – теперь в зеркало заднего вида. То был новый темно-синий джип, который спустя пару секунд затерялся в бесконечном потоке машин. Больше никого подозрительного у себя на хвосте я не заметил: ни авто, ни прохожих с пушками. Я решил, что Темный Пассажир, вероятно, еще не свыкся со вновь обретенной свободой и теперь реагирует на малейшую опасность вроде агрессивных водителей в час пик. Я расслабился и уселся поудобнее, наслаждаясь столь редким приливом необъяснимого счастья.
Причин такому душевному подъему на первый взгляд не было никаких, и все же внутри меня впервые за долгое время разливалось тепло. Дело было даже не в том, что я заставлял Дебору нетерпеливо меня ждать, пока ее изводят мои спиногрызы. В основном то неожиданное и столь несвойственное мне чувство радости было вызвано ощущением принадлежности к этому дикому, безжалостному миру моего родного города в час пик. Это чувство было и раньше мне знакомо. В яростном и озлобленном мирке водителей я ощущал себя своим. Приятно вновь испытать это родное чувство; где-то очень глубоко во Вселенной Декстера тут же наступило спокойствие.
Другой причиной моего довольства стало чувство выполненного долга. Ведь я передал ключевые доказательства своей невиновности в руки могущественного и умелого адвоката Кронауэра, а значит, вынул первый гвоздь из собственного гроба и забил его в крышку гроба детектива Андерсона.
Плюс ко всему я вдруг понял, что на мое настроение благоприятно повлияло само общение с Кронауэром. Я почти ощущал окружавшую его положительную ауру. Поразительно было уже одно то, что этот человек меня так поражал. Я всегда считал себя мастером двойной игры, блестящим генератором искусственного поведения. Никогда я не встречал никого столь же искусного в этом деле… до сих пор. Но Кронауэр меня уделал. Такого умелого вруна я встречал впервые, поэтому мне не оставалось ничего, кроме как восхищенно наблюдать за каждой синтезируемой им улыбкой. О, а таковых у него было множество! Я уже стал свидетелем по меньшей мере семи, каждая из которых имела собственное назначение и была столь отточена, что перехватывало дыхание.