— Любим выпрыгнул из: лодки! — крикнула Жданка. — Утонул в реке!
Рабы, выстроенные перед бием Торымтаем, давно уже повернулись и с интересом наблюдали за происшествием. Самые смелые кричали, криками своими поддерживая восставшего товарища по неволе.
Снова получив удар в голову, Микула рванулся из рук державшего его суварца. Емуу удалось высвободить одно плечо, но другое по-прежнему было в плену крепких мужских пальцев, и тогда Микула вцепился в ненавистную руку зубами. Суварец вскрикнул и отпрянул в сторону.
Рабы радостно закричали. А матерый стражник замахивался отпрянул в сторону. Рабы радостно закричали. А матерый стражник замахивался для третьего удара. Мешкать было некогда. Микула, толкнувшись обеими ногами, прыгнул, как в омут, и со всего маху боднул врага головой в живот. Тот нелепо взмахнул руками и снова повалился в пыль.
Торжествующий рев рабов взметнулся над берегом. Оставив невольниц, со всех сторон спешили суварские воины. А взбешенный до предела стражник быстро вскочил на ноги и выхватил из голенища кожаного сапога нож. В воздухе сверкнуло, и Микула едва успел перехватить руку, сжимавшую смертоносное жало. Невольники пораженно умолкли, подбежавшие суварцы замерли — они знали, что за убийство чужого раба виновного вдут неприятности.
Бешеной подножкой стражник сбил Микулу с ног и навалился на него всем телом. Микула вцепился в руку стражника обеими руками, но силы были неравны, и дрожащее лезвие неотвратимо приближалось к его горлу. Солнце слепило глаза, торжествующий враг пыхтел и брызгал в лицо смрадной слюной, и не было никакой возможности вывернуться из-под горячей и потной его туши.
— Микула! — визжала в толпе Жданка и всеми своими силенками вырывалась из рук суварского воина.
Внезапно чья-то тень закрыла Солнце, чьи-то пальцы вырвали нож из руки стражника. Тот, плюясь и ругаясь, вскочил на ноги и тут же получил такую затрещину, что снова свалился в пыль под ноги радостно захохотавших рабов.
Красная пелена застилала глаза Микулы, он смутно различал лицо.
своего избавителя и никак не мог его узнать.
— Бигеш-ага! — крикнул стоявший над Микулой человек.
— Я здесь, о храбрейший из храбрых! — отозвался хозяин Агабазара.
— Беру вот этого, — решительно сказал бий Торымтай и указал на лежащего уруса.
— Очень уж он худой, о сильнейший из сильных, — с сомненьем сказал базарбаши. — К тому же строптивый. Строптивый раб подобен барану.
Ишак лучше барана, верблюд лучше ишака:
— Я его беру! — возвысил голос бий Торымтай.
— Воля твоя, о мудрейший из мудрых, — смиренно ответил старик.