— Уйдем! — уверенно сказал Николка.
— Уйти-то уйдем, да вот куда придем? — вздохнул кормщик. — Взяли вас в разных местах, значит, ушкуи наши по всему биарскому берегу разбросаны, да у здешних людишек и свои лодки имеются, сам видел.
Что вверх иди, что вниз — везде ж встретят, и приветят…
— Да… — опечалился Николка, — надеялся дед на бабкин медок…
Обидней всего. что товарищей выручить не сможем.
— Ничего, — успокоил кормщик, — как-нибудь с Божьей помощью… Мы ведь можем и на берег выйти, коней добыть. Да мало ли чего еще мы можем!
Кытлым и Юма сидели на дне ушкуя. тесно прижавшись друг к другу.
— Там, в воде, — тихонько говорил он, — мне показалось, что Большая Река готова принять меня. Если бы не чужак, она проглотила бы меня без раздумья, это значит, что я виноват. Поэтому мне хочется умереть. Юма, это так просто сделать — надо только шагнуть из лодки…
— Ты не прав, — отвечала Юма. — За то время, пока чужой кричал на меня. пока он раздевался и плыл за тобой, Голубая Змея могла много раз взять тебя к себе. Но не сделала этого. Напротив, она играла с тобой, как с любимым чадом, она ласкала тебя, лелеяла и утешала. А иначе — разве позволила бы она чужому спасти тебя? Голубая змея сильнее всех на свете, ей ничего не стоило проглотить вас обоих. И если теперь ты прыгнешь в воду, она снова сохранит тебе жизнь. А чужой снова вытащит тебя — теперь я знаю это наверняка.
Почувствовав на себе взгляд девушки, Николка усмехнулся, соскользнул со скамьи и опустился на дно ушкуя напротив молодых биаров.
— Сколько лиха с вами хлебнул, — сказал он удивленно, — а как кличут не ведаю.
Биары настороженно молчали.
— Ну вот, — Николка для примера показал на кормщика. — Федька.
Федь-ка. Понятно? Это — Иванко, это — Мишаня… А ты?
Он ткнул пальцем в биара.
— Чего малчишь-то, — дурья твоя голова?
— Федь-ка. — повторила девушка неожиданно точно и правильно.
— Так! — обрадовался Николка.
— Юма, — указала она на себя. — Кытлым.
— Юма, Кытлым, — повторил Николка радостно.
девушка ткнула пальцем в Николку.
— Дурятая клова? — спросила серьезно.
Ушкуйники, давно знавшие николкино присловье, захохотали.
— Чего ржете, олухи? — заорал на них ватажник, но и сам не вытерпел, засмеялся вместе с ними вместе со всеми. Юма удивленно оглядела смеющихся чужаков.
— Веселая ты девка, — сказал Николка одобрительно, — и лихая к тому же. Хочешь, попрошу Федьку, он тебя в ватагу зачислит, из тебя хороший ушкуйник получится:
А кормщик думал, что же делать дальше. Эх, как неудачно сложился поход. Все было плохо, и только одно тешило — ратнички его зубоскалят и смеются, значит, не пали духом, в бою, даже неравном, не оробеют, стало быть, есть надежда, а кали надежда есть — будем барахтаться да последнего.