– Ну, сэр, оно, конечно, может, и так, но что мне хотелось бы знать, так это кто будет чистить ваши кожаные вещи, – поинтересовался Кокинг.
– Не знаю. Думаю, слуга мистера Баббакомба.
– Хо! – откликнулся Кокинг. – Слуга мистера Баббакомба совсем замучается, это уж точно! Но как скажете, сэр, будь по-вашему!
Он смотрел вслед хозяину, медленно качая головой. Свидетелем оброненной им загадочной фразы стал лишь воробей, прыгавший по земле в нескольких ярдах от крыльца.
– Странно, очень странно! – произнес Кокинг, в упор глядя на птицу. – Если хочешь знать мое мнение, то я думаю, у него что-то на уме и очень скоро он влипнет в какую-нибудь историю!
Капитан, у которого и в мыслях не было влипать в какую бы то ни было историю, безудержно радовался собственному побегу из Истерби, невыносимую скуку коего рассеивали только довольно скромные выходки лорда Мелкшема, нисколько не забавлявшие Джона. Жизнь его кузена была ограничена множеством условностей, что и подтолкнуло капитана восьмью годами ранее упросить отца купить ему офицерский чин. Джон был глубоко убежден, что армейский быт подойдет ему, особенно во время войны. Последующие события подтвердили его правоту. Напрочь лишенная малейшего комфорта жизнь на Пиренеях тем не менее была наполнена неожиданностями и опасностями. Однако обилие приключений лишь радовало Джона, и он от них не уклонялся. Такая жизнь доставляла ему огромное удовольствие, особенно острое во время самых опасных предприятий. Но, когда в 1814 году война завершилась, он, хоть и радовался вместе со всеми свержению Бонапарта, знал, что жизнь, которая была ему по душе, тоже осталась позади. Скука военного быта в мирное время решительно не устраивала Джона Стейпла! Он уступил уговорам матери и наконец-то ушел из армии. Поскольку его отец умер годом ранее, миссис Стейпл полагала, что сын сумеет себя занять, управляя поместьем. Джон Стейпл-старший был человеком вялым и бездеятельным, и несколько месяцев его сын действительно оказался очень занят. Затем пришло сообщение о побеге Бонапарта с Эльбы, за которым последовал новый короткий, но яркий период армейской службы Джона. Однако Бонапарт вот уже два года оставался узником на острове Святой Елены, и похоже, все считали, что Джону пора привыкнуть к гражданской жизни и остепениться. Он, и сам это чувствуя, пытался удовольствоваться тем, что имел. Но время от времени его охватывало необъяснимое беспокойство. Когда такое случалось, предсказать последующие действия капитана было уже невозможно. Впрочем, как однажды мрачно изрек его зять, можно было с высокой степенью уверенности утверждать, что все его поступки будут очень странными и, вполне вероятно, возмутительными. У лорда Лихфилда были все основания полагать, что как-то раз Джон целых две недели кочевал с цыганским табором. Он также до сих пор не забыл неожиданное появление капитана в его доме в Линкольншире, когда тот посреди ночи влез в открытое окно облаченный в странную и совершенно неприличную одежду.