— Да, госпожа. Тут случилось кое-что.
Но она меня перебила:
— В Чистограде, куда мы отправимся, тебе предстоит померяться силами с одной из лучших травниц Положья. Мирона сказала, что научила тебя всему, что знает. Сумеет ли твое зелье перебороть чужие снадобья, как ты думаешь?
— Я постараюсь. — Мне вспомнилось все, что зависело от этого — бельчи, поход в Ведьмастерий, снятие проклятья и больная рука непроизвольно дернулась. Я спрятала её за спину, решительно добавила: — Да справлюсь, чего уж там. На зелья бабки Мироны пока что никто не жалился. Может, её-то приворотное будет посильней снадобья той травницы!
Тут у меня чуть было не вырвалось — да и вам оно понравилось, раз снова к бабке завернули. Едва успела язык прикусить.
Госпожа чуть дернула уголком рта. То ли улыбнуться собиралась, да не собралась, то ли насмехалась.
— Помимо этого, — сказала она голосом, из которого вдруг исчезла сонная хрипота. — Ты будешь следить за здоровьем госпожи Арании. Есть разные способы, чтобы побороть чужой приворот. Необязательно все время поить наследника отворотами. Можно сразу ударить по корню всех зол, по девице, ради которой все затеяно, ты поняла?
— Да. — Я прищурилась, перебирая в уме названия тех трав, которые вредят человеку. И которыми можно тайно накормить или опоить человека.
Хорошо хоть саможориха скоро выйдет из поры — ещё три с половиной седьмицы, самое большее четыре, и лист её начнет увядать. А увядший, потеряет силу.
— В Чистограде всю её еду сначала будут приносить тебе. — Твердо сказала Морислана. — И ты будешь пробовать. На всякий случай.
У меня перехватило дух. Смогу ли я опознать любую отраву с первого же глотка, с первого же укуса? Вот будет проверка так проверка — и моих способностей в травницком деле, и того, чему смогла меня выучить бабка. Того, как я её науку усвоила.
А наградой станут не только бельчи. Если оплошаю, могу и сама отравиться.
Я сглотнула. Как там Мирона говорила? Нет таких трав, такого яда, который не давал бы привкуса. Однако есть такие кушанья, где тот привкус теряется.
— Хорошо. — Я глянула вприщурку на госпожу мою матушку и подумала — вот мне и показали, как мало значит моя жизнь. Медяк разменный, плата за удачную женитьбу младшей единоутробной сестрички. Наверняка холеной, выросшей в ласке и довольстве, любимой.
Я отчаянно искала, чем бы мне смягчить горечь в сердце. И нашла. Бледное лицо мальчишки в Неверовке. У него либо грыжа с защепом кишки, либо прямой заворот. Пусть сестра моя любима, но пользы-то от неё никакой. А мне завтра того мальчишку спасть, Кириметь-кормилицу радовать.