Я сняла засохшую скорлупу повязки, омыла голову, растирая её грубым полотном и сдирая напрочь подсохшие корочки на вчерашних царапинах. Парафена мычала и дергалась. Мужу пришлось держать её руки, чтобы она не отталкивала меня. Ей явно стало лучше. Правда, моя работа от того стала лишь трудней.
Наложив бабе на голову повязку из свежего кустика нижинки, я осмотрела ей руки. Тонкая красноватая линия на ногтях чуть поблекла.
— Что скажете, госпожа травница? — Спросил Крольча, глядя на меня с выражением измученным и радостным одновременно.
— Посмотрим на пятый день. — Строго возвестила я. Напомнила: — А чудову травку давай по-прежнему, не забывай.
— Как можно! — Воскликнул Крольча. — Знамо дело, не забуду!
И с размаху отбил поклон, причем так истово, что Рогор даже дернулся в его сторону. Я приготовила для Парафены горшок свежего отвара из чудовой травки и ушла.
Остаток дня прошел так же, как и вчера — я набрала трав, развесила кое-что сушиться на сеннике и сварила вторую порцию зелья. На третий день Парафена села, на четвертый сделала первый шаг по избе, опираясь на своего Крольчу.
Память её восстанавливалась хуже, чем способность ходить. Госпожа Морислана посылала за мной каждый вечер, чтобы расспросить о бывшей прислужнице. Но сказать мне было нечего, Парафена из случившегося не помнила ничего. Единственное, что меня обрадовало — с третьего дня она начала говорить и перестала сопротивляться при смене повязки. Но все её слова оставались разговорами ребенка — дует, холодно, больно, дай, уходи, пряник, вода. На четвертый день она начала выдавать небольшие речи, складывая по три-четыре слова вместе:
— Тетя делает больно! Дядя, дай пряник!
Тетей Парафена называла меня, дядей — Крольчу. На пятый день, однако, её разум повзрослел. Она за ночь выучила имя своего мужа, и когда я зашла в их избу, сопровождаемая молчаливым Рогором, выпалила:
— Крольча, страшила-то какая! Гляди, вон! Ужас!
И ткнула в мою сторону пальцем. Крольча, стоявший тут же, побледнел, с размаху отвесил поклон в мою сторону.
— Прости, милостивица! Не в разуме она! — Потом повернулся к жене, сказал с мольбой: — Ты уж так не говори, Парафенушка! Это травница, что пришла тебя врачевать. Госпожой Тришей кликают.
— Травница? — Парафена глянула с кровати ясным взором, помолчала какое-то время.
И я поняла, что она роется в памяти. Потом бывшая служанка моей матушки сказала нечто, от чего у меня забилось сердце:
— Травница. Да, знаю. Это с травками ходить и лечить, да? Ещё наговоры и зелья.
— Точно. — Громко согласилась я, подходя поближе и уже привычно окидывая взглядом её ногти. Красноватая полоса была едва заметна. — А ещё раны шить и зубы дергать. Подобру тебе, Парафена!