Рядом с ней, широко расставив локти по столу и сгорбившись, примостился крупный парень со светлыми волосами. Широкое лицо украшали рябины от уже заживших угрей, на лбу и подбородке пылало по свежему прыщу, оба воспаленные и болезненные даже с виду.
А кого часто опаивают, у того кровь портится, вдруг вспомнились мне слова бабки Мироны. И выходит та порча чирьями да пятнами прямо на лице, не спрячешь, не залечишь. Вот оно как.
Аж сердце жалостливо ёкнуло. Хотя чё жалеть? Бедолаге по любому пару себе не выбрать — как-никак, сын верча. Не я, так другая травница сотворит молодому господину судьбу, привяжет сердце молодецкое к зазнобе, о которой он до этого и не помышлял.
На Аранию наследник Согерд даже не глянул, вылупился сразу на меня. Я и ему улыбнулась. Нам не жалко. Он слегка дернулся.
— Мы рады принять юную госпожу Аранию, пока её матушка украшает собой королевский стол. — Ласково сказала крупнолицая жена верча. И тоже улыбнулась.
Улыбка у неё вышла славная — широкая, добрая, глаза оперились добродушными морщинками. А вот слова получились не очень. Стол украшают посуда, еда да скатерти. Но никак не мужняя жена, к этому столу приглашенная.
— Жаль только, что вашу родственницу Тришу мы не звали. И не ждали. — Все так же добродушно сказала Ерислана, глянув на меня без следа отвращения или брезгливости на лице. — Может, за столом олгарского верча, Алтына Берсуга, найдут для неё свободную лавку? Он ведь друг вашего мужа, не так ли, госпожа Морислана? Терен, проводи госпожу Аранию к её месту за моим столом.
С дальнего края стола поднялся мужичонка с бледным, неприметным лицом, одетый в рубаху серого полотна, шитую алым шелком. Двинулся к нам.
Морислана спокойно ответила:
— Что скажет мой супруг, господин Эреш Кемеш-Бури, когда узнает, что я оставила нашу дочь одну на пиру? Как не жаль, но это не по олгарским обычаям. Простите, великая госпожа. Олгарка не может сидеть за столом, где нет ни одного её родственника, это закон. Печально, но мне придется.
— Да как можно. — Мягко пропел Терен, который тем временем уже дошел до нас. — Великая госпожа Ерислана, и вы, госпожа Морислана, дозвольте молвить слово. Для дочки пропавшего на границах доблестного воя Игора любой из нас уступит свое место. Да вот хотя бы и я.
Он улыбнулся с той же добротой, что и его госпожа. Кожа у меня на хребте стянулась в ледяную корку. Ишь как они хотят удержать за своим столом Аранию. Ох, неспроста такое вежество. Смогу ли, угадаю ли яд-отраву?
— Что ж. — Ерислана продолжала улыбаться, но глаза её по мне так и рыскали. Словно дырку искали или знак какой. — Подзабыла я олгарские обычаи в последнее время. Простите великодушно, госпожа Морислана. Терен, распорядись.