– Слушай, – говорю я ей как-то, – а давай съездим к отцу Власию, попросим его молитв. На тебя уже смотреть невозможно.
Только не сообразили, что и так к святому человеку не попасть, а нас угораздило собраться в монастырь в выходной день, 8 марта. Что делать? С такой температурой мальчишку в монастыре на несколько дней не оставишь. Подошел к охраннику, попросил его помочь. Тот только развел руками: смотри, мол, народу сколько, и каждый со своей бедой. Посоветовал: «Попроси людей, отче, может, пропустят».
Вышел я перед людьми, рассказал про мальчика и стал просить пропустить. Решил: если нужно будет, то и на коленях просить буду. Только не понадобилось. Люди, дожидавшиеся здесь уже по нескольку дней, пропустили: «Раз батюшка просит, значит, действительно надо».
В мире, где дело есть только до самого себя, православные не потеряли способности сострадать. И снова во мне эта мысль: любить может только тот, кто в смирении переносит страдания. В благополучии человек способен на подачку, а в страдании вырастает до самопожертвования. Чтобы действительно сочувствовать, нужно соучаствовать.
В келью Санька зашел с родителями. Пока подходил к батюшке, тот посмотрел на него и сказал:
– Все пройдет, это возрастное.
Взял кисточку и помазал ребенку маслом нужные места.
На все про все – три минуты. Сам я к отцу Власию не пошел, неудобно было его время занимать.
Возвращаемся назад, Нина говорит:
– Раз святой человек сказал, что болезнь пройдет, значит, так и будет.
В этот день у мальчика температура не повышалась вообще. На следующий день один раз поднялась до 38, и то лишь на полчаса. Через неделю приехали они к нам в храм и соборовались всей семьей. С этого дня температурные волны полностью прекратились, а Санькины родители пришли в Церковь…
Настоящий подвижник никогда не трубит о себе, народ сам его находит. А они – люди скромные, везде стараются быть последними и незаметными. Помню, приехали мы в Дивеево. Люблю приезжать туда в будние дни, когда людей поменьше. Подойдешь к раке и застынешь возле мощей. И так на душе хорошо, стоял бы и стоял! Но рано или поздно к тебе, как правило, подходит монахиня и просит помочь в алтаре. Идешь вынимать просфоры. Монастырь-то женский, и священников в нем мало, а просфор много, и даже очень много. Вот и поминаешь живых и усопших, а что делать? Кто-то же должен эту работу исполнять.
В боковом алтаре нас, священников, тогда собралось человек шесть. Стоим, вынимаем частички. Имена записаны в большие общие тетради, и таких тетрадей там много. Просфоры подносят мешками, наподобие наволочек.