— Да он половину России собственноручно застрелил! Я что, всех поимённо знать должен?..
Стоило положить трубку, телефон заголосил вновь.
— Что-то никак не могу дозвониться, — пожаловался Агриков. — Всё время занято…
— Значит, треплется с кем-то…
— М-да?.. — промычал он. — А что, если так: вы минут через десять выйдете на улицу, я вас у подъезда подхвачу — и мы вдвоём за ним съездим, а?..
— Вообще-то я собирался… м-м…
— Мы заплатим, — заверил Агриков. — И вам, и Игорю Юрьевичу.
— За что?!
— За беспокойство… — любезно ответствовал баритон, после чего референт Гордея Исаевича Неженского отключился.
Секунды три я укоризненно смотрел на телефонную трубку, потом отправил её на место, закрыл ноутбук и, крякнув, принялся натягивать чистые носки.
* * *
— Сюда, — негромко сказал Пётр Агриков, приоткрывая перед нами огромную дубовую дверь. А может, даже и не дубовую. Может, палисандровую какую-нибудь. Роскошную, короче. — Прошу…
Происходящее нравилось мне всё меньше и меньше. Судите сами: выдернули из дому, куда-то везут, на вопросы отвечают уклончиво. Да и сам референт, между нами говоря, внушал определённые подозрения. Внешность — под стать баритону: в меру упитан, манеры деликатные, несколько вкрадчивые, однако чувствовалось, что мягок-то он только с виду. С двойным дном референт.
— Прошу… — повторил он.
Я взглянул на Шахина. Новоявленный отпрыск атамана Уракова был скорее заинтригован. Хитрый осетриный профиль надменно вздёрнут, хоть на медалях его чекань, да и выражение лица (во всяком случае, той половины, что обращена ко мне) какое-то слишком уж бесстрастное. С подобной миной Игорь обыкновенно выслушивал мои сбивчивые сетования на беспричинно остановившуюся повесть — и каждый раз, глядя на его загадочную физиономию, я вдруг понимал, что делать дальше. Без слов.
Мы ступили в обширный светлый кабинет, где за чудовищным, как саркофаг, письменным столом восседал, выпрямив спину, некто сухощавый, морщинистый и, кажется, вредный. Не иначе — Гордей Исаевич собственной персоной.
Внезапно внимание моё привлекла археологическая редкость, притаившаяся в правом от порога углу. Это был изъеденный временем каменный алтарь, весь в резных изображениях жутких божеств. Надо полагать, ацтекский. Впрочем, рассмотреть его как следует я не успел.
Агриков предложил нам опуститься в кресла, сам же отступил к двери. Стало тихо. Некоторое время владелец кабинета изучал наши с Игорем лица и вроде бы остался разочарован.
Мы ждали.
— Петроглифы Чилим-Балам, — отрывисто, чтобы не сказать сердито заговорил сидящий, — упоминают начало календаря тринадцати бактунов.