— Знаю, конечно… — Руссу не стал спорить. — Однако думаю, что эта характеристика вполне объективная. Мы же Ботнаря хорошенько проверили. Никто худого слова не сказал. Работящий, не пьет… почти, жену не обижает, а в дочке — так просто души не чает. Компров никаких.
Капитан замолчал и выжидательно взглянул на Кучеренко. Тот тоже сидел молча. Ему импонировала настойчивость, с которой Руссу отстаивал свое мнение. Кучеренко понимал, что капитан озабочен не только судьбой незнакомого ему человека; его волнует нечто большее, имя которому истина. Для Кучеренко и его коллег истина никогда не была отвлеченной, абстрактной категорией. Она всегда была неотделима от судьбы человека, с его радостями и печалями, надеждами и болью. «Недаром сказано: истина всегда конкретна», — в который раз подумалось Кучеренко. — Он испытующе взглянул на капитана Руссу и сказал:
— Посмотрим, капитан. Что еще у вас?
— Обошли наши ребята все хозяйственные магазины с пилкой, которую с места происшествия изъяли. Таких пилок там навалом, продавцы говорят, низкого качества товар, одноразового пользования: тупятся быстро, потому их редко кто берет, понимающий человек, профессионал, не купит. Фотографию нашего фигуранта предъявляли. Никто не опознал. А Ботнарь, между прочим, в слесарном деле должен понимать, наладчик оборудования. Не купил бы он такое барахло.
— Возможно, и не купил бы, однако почему именно Ботнарь должен был покупать эту пилку? Может, кто-нибудь из сообщников? Кстати, вы ничего не сказали о связях нашего фигуранта. Не успели проверить?
— Проверили… Не все, конечно, сами знаете, товарищ подполковник, какая это работенка. Ничего подозрительного как будто не установлено, — не очень, впрочем, уверенным тоном продолжал капитан. — Обычные знакомства… Кроме, пожалуй, одного. С неким Хынку, художником вроде, дружбу водит Хынку отбыл срок за злостное хулиганство, нигде не работает, справка у него — психованный. Подхалтуривает. Он такой же художник, как я, допустим… — Руссу остановился, подыскивая подходящее сравнение, однако Кучеренко не дал ему закончить.
— Хынку, говорите, его фамилия, этого художника? — Он заглянул в свой блокнот: — Спиридон Тимофеевич?
— Точно, товарищ подполковник! А вы откуда знаете?
— Мы ведь тоже времени не теряли, — улыбнулся подполковник. — Подняли дело некоего Мындреску, он сидит сейчас за спекуляцию, в Бельцах проживал. При обыске у него икону изъяли, тогда не придали значения, а когда заварилась кутерьма с церковными кражами, всплыла эта икона. В общем, удалось выяснить. Купил ее Мындреску по дешевке у одного спившегося художника-реставратора церквей, видимо, с целью спекуляции, да не успел сбыть.