Приоткрыл деревянный старинный футляр, лежащий на аналое. Луч фонарика скользнул по желтой дарохранительнице.
«Неужели золотая? Вот подфартило», — обожгла радостная мысль. Набив сумку чашами, крестами, вор покинул церковь тем же путем, что и проник в нее. У окна его нетерпеливо дожидался сообщник. Они уже перелезли через ограду, как вдруг откуда-то из темноты раздался окрик:
— Стой! Стой, кому говорю!
Голос звучал громко, уверенно. От неожиданности оба на миг оцепенели. Первым пришел в себя Бума, выхватил из-под полы обрез, но не успел взвести курок, как сбоку прогремел оглушительный выстрел, и вслед за ним они услышали голос Савы:
— Чего стоите? Шмоляйте!
Тот, кто приказал им остановиться, уже подбежал совсем близко, и они узнали в нем сторожа, разговаривавшего с водителем грузовика. Над головой сторож занес ружье, будто изготовил его для удара. «Но почему он все-таки не стреляет? — пронеслось в голове у Бумы. — Живыми хочет взять, что ли?» Бума лихорадочно взвел курок и, почти не целясь, выстрелил в белеющее совсем близко лицо.
К ним присоединился Сава, и уже втроем они подбежали к нетерпеливо урчащей мотором машине. Стукнули дверцы, и «Волга» рванулась в темноту. Сбежавшиеся на выстрелы взбудораженные сельчане увидели человека, недвижимо распростертого на снегу, Тревожный колокольный звон поплыл над сонным селом, достигая самых отдаленных домов.
Пассажиры «Волги» не слышали звона колоколов, в которые ударил дьякон церкви святой Троицы. Они были уже далеко. Свернув с шоссе на проселок, Луи выключил мотор, и Бума передал ему сумку, которую держал на коленях.
— Посвети, — распорядился шеф, доставая из кармана мощную лупу. Поглядим, что бог послал на сей раз. — Луи криво ухмыльнулся и хотел уже запустить руку в сумку, но его опередил Бума:
— Подожди, я кое-что покажу. — Он пошарил в сумке и извлек отливающую благородной желтизной дарохранительницу. — Вроде бы рыжая[8].
— Рыжая, говоришь? — недоверчиво переспросил босс. — Посмотрим. Свети лучше, ни черта ни видно.
Луи сосредоточенно разглядывал дарохранительницу сквозь увеличительное стекло и за этим занятием походил на ювелира.
— Нет, скуржевая[9]. Вот она, проба, — 84-я. — Он подбросил дарохранительницу в руке. — Грамм восемьсот тянет. Что еще взяли?
Он снова вооружился лупой и тщательно исследовал «трофеи». Некоторые из них после осмотра оказались в портфеле, другие — в грубом холщовом мешке.
Луи приподнял портфель, как бы взвешивая его:
— Прославили Христа на всю катушку. А ты, Ванечка, — снисходительно, уже без прежней злости, продолжал шеф, — еще бодягу разводил.