Я на секунду задумываюсь.
– Как ты смотришь на то, чтобы поехать в самое сердце Мадрида? На самую большую площадь, Пуэрта-дель-Соль, в королевский дворец? Знаешь, где это?
Он молчит, тогда я указываю ему направление, и мы вливаемся в поток машин. А пока он рулит, я наслаждаюсь тем, что еду в «феррари». Какая тачка! Делаю музыку громче. Обожаю эту песню Хуанеса. Эрик делает тише. Я увеличиваю громкость. Он снова ее уменьшает.
– Мне что, нельзя послушать музыку? – возмущаюсь я.
– Ты глухая?
– Нет… не глухая, но немного помешанная на музыке, особенно в машине.
– И тебе обязательно петь?
Этот вопрос настолько меня изумляет, что я отвечаю:
– А что такое? Ты что, никогда не поешь?
– Нет.
– Почему?
Корчит гримасу и думает… думает… думает.
– Откровенно говоря, не знаю, – отвечает он в конце концов.
– Но ведь музыка – это что-то чудесное. Мама всегда говорила, что музыка усмиряет даже хищников, а слова многих песен могут быть очень значимыми, даже могут помочь разобраться в чувствах.
– Ты говоришь о матери в прошедшем времени. Почему?
– Несколько лет назад она умерла от рака.
Эрик прикасается к моей руке и тихо говорит:
– Сочувствую, Джуд.
Я понимающе киваю и, не желая оставлять разговор о матери, добавляю:
– Она обожала петь, и я вся в нее.
– И тебе не стыдно передо мной петь?
– Нет, а с чего бы это? – спрашиваю я, пожимая плечами.
– Не знаю, Джуд, может быть, ты стесняешься.
– Еще чего! Я с ума схожу от музыки и целый день что-нибудь напеваю. Кстати, и тебе рекомендую.
Я снова увеличиваю громкость и, ни капельки не стесняясь, начинаю двигать плечами и подпевать:
Я стою в рубашке черной, пока разум полон мрака,
Потерял покой я и почти дошел до края.
Ложись, ложись в кровать, детка,
шепчу тебе украдкой,
Стою в рубашке черной,
ну а сердце мое, как тряпка.
[2]В конце концов уголки его губ поднимаются. Это придает мне уверенности, и я продолжаю напевать песню за песней. Приехав в центр Мадрида, ставим «феррари» на подземную стоянку. Удаляясь, смотрю на него с тоской. Эрик замечает это и шепчет мне на ухо:
– Запомни: будешь хорошо себя вести, дам порулить.
Мое лицо озаряется, и вдруг я слышу, что он смеется. Опля! Да он умеет смеяться! У него очень приятный смех. Мне не нравится, когда смеются по любому поводу. Выйдя со стоянки, он уверенно берет меня за руку. Я удивлена, но поскольку я этому рада, не одергиваю ее. Мы шагаем по улице Кармен и выходим на Пуерта-дель-Соль. Поднимаемся по улице Майор и доходим до площади Майор. Вижу, что его восхищает все вокруг, и мы продолжаем прогулку к королевскому дворцу. Но оказывается, что он закрыт, и, поскольку у нас начинает урчать в животе, я предлагаю Эрику пообедать в итальянском ресторанчике своих друзей.