– Слушай, Жень, а ты там, в своём… гм… Реале, случайно не проходил практику в детском саду?
– Какой там детский сад, – Женя устало махнул рукой. – У меня дома круглосуточный филиал школы для трудновоспитуемых подростков.
А ведь я совсем его не знаю, внезапно сообразила я. Может, он женат. И у него пяток маленьких очаровательных младенцев. От разных матерей. Или он государственный преступник и работает в виртуальности, потому что боится засветиться в реале. Или… или… мысли бестолково разбредались в разные стороны. Я подумаю об этом завтра, решила я, проваливаясь в сон.
* * *
Лес был диким, сумрачным и холодным. Солнечные лучи с трудом пробивались через кроны разлапистых елей и сосен, хотя там, наверху, судя по всему, был яркий и знойный полдень.
Полуэльф лежал на траве. Волосы разметались вокруг головы чёрным сиянием, несколько спутанных, влажных от пота прядей прилипло вискам. На алебастрово-белом лице застыла маска страдания.
Я вдруг испытала острое желание прикоснуться к бескровным губам, пропустить между пальцами чёрный шёлк волос, дотронуться до прохладной мраморной кожи… Что за дикие шутки? Это же Вереск. Противный, заносчивый, высокомерный сноб, которого я терпеть не могу… Ну ладно, согласна, в последнее время он меня раздражает несколько меньше. Но он всё ещё опасен. И, если уж на то пошло, по-прежнему не в моём вкусе. «Тебе это снится. Это не твои чувства», – пояснил внутренний голос. Да уж, отличный сон. Доктор Фрейд аплодирует стоя.
Рядом с Вереском, опустившись на колени, застыл человек. Я не видела лица, но узкая кожаная куртка не скрывала очертаний фигуры. Женщина. Прошло несколько мучительно долгих секунд, затем она решительно вскинула голову и едва заметно наклонилась – словно собиралась поцеловать лежащего перед ней мужчину. Я ощутила болезненный укол ревности. «Сон! Это всего лишь сон.» В следующий момент над её головой взметнулся серебряный стилет – и стремительно полетел вниз, к распростёртому на земле телу. Стремительно – и так медленно, что, казалось, я могла бы прогулочным шагом подойти к персонажам этой жуткой сцены и поинтересоваться, что происходит. Но я была призраком, сгустком сознания, способным лишь к бездейственному наблюдению. Я рванулась вперёд, но у меня не было ног, чтобы двигаться. Беспомощный крик «Нет!» умер, не родившись, – у меня не было голосовых связок, чтобы выпустить его наружу.
Длинное узкое лезвие без усилий вошло в грудь. Тело Вереска конвульсивно дёрнулось. Глаза распахнулись, тонкий покров льда дрогнул… В этом взгляде – взгляде, направленном на убийцу, – плавились, перетекая друг в друга, миллионы оттенков нежности. На меня никто никогда не смотрел… так. Но разве это важно теперь?