Позже, оглядываясь на свою жизнь, я много раз задавала себе вопрос: почему случилось так, как случилось? За что судьба наказала меня этим опасным браком? Ведь ясно же, останься Н. жив, рано или поздно я оказалась бы за решеткой. А эти деньги… Грязные деньги, иначе и не назовешь. И если бы не Ерема, за этот чемодан с деньгами мне по-любому бы оторвали голову, покалечили бы, убили бы точно!
Быть может, именно в тот день, оказавшись в солнечном Питере (что само по себе редкость!), я до конца ощутила степень моей свободы и внезапно обрушившегося на меня счастья. Там, в Москве, я все-таки чувствовала себя совершенно чужой и очень одинокой, а потому, гуляя по московским бульварам, бродя по бесконечным музейным залам, просто приходила в себя, но вкуса жизни не почувствовала. Во-первых, я трудно привыкала к тому, что мужа больше нет, во-вторых, я не знала, куда деть себя от безделья, найти же занятие тоже пока не получалось, я не знала, что мне делать, куда идти, с кем встречаться и о чем договариваться. Я разучилась быть самостоятельной с тех самых пор, как встретила Н. и вышла за него замуж. Я как вцепилась в его руку, так и жила, ведомая им.
Ну и, в-третьих, у меня пока не было собственного дома.
Квартира, большая, уютная, которую я снимала в самом центре Москвы (как оказалось, не без помощи Еремы), располагала к тому, чтобы спать, читать, слушать музыку, смотреть фильмы и думать. В ней было спокойно, тепло, красиво, чисто. Однако стоило мне покинуть ее, выйти на улицу, как меня охватывало чувство, похожее на страх. Мне казалось, что вся Москва, весь уголовный мир знает, что в этой квартире живет вдова Н., богатая тетка, которую легко развести на деньги, а потому я постоянно боялась нападения, боялась влипнуть в какую-нибудь ловко подстроенную преступниками аферу. Я, успевшая привыкнуть к тому, что у меня есть дом и участок земли, который воспринимался мной как место под солнцем, где я могла спокойно находиться, зная, что это мое, что это частная собственность и никто не имеет права отнять ее у меня, в квартире никогда не испытывала подобного чувства защищенности. Вот поэтому спустя некоторое время я стала подумывать о покупке загородного дома. В тихом месте, желательно в лесу, и чтобы никого не видеть, ни с кем не общаться (имеются в виду соседи), чтобы не выдумывать себе прошлое, не отвечать на опасные вопросы.
— Да, это, конечно, хорошо, я и сам уже привык жить в доме. И пусть он не мой, все равно, дом есть дом, — понимающе соглашался с моими доводами Ерема.
Это был наш последний ужин в Лисьем Носу. Билеты в Москву были куплены, чемоданы собраны. После года, проведенного в Москве, мне уже не причиняли боль все те милые сердцу вещицы, которые прежде одним своим видом вызывали слезы и тяжелые воспоминания. Так, я решила забрать несколько моих любимых фарфоровых статуэток: пару изящных балерин, зашнуровывающих пуанты, нежных пастушек в шляпках, украшенных розочками, с романтически настроенными кавалерами, леди, наряженных в элегантные платья… Помимо них, я уложила в чемодан две итальянские скатерти с вышивкой ручной работы, мой любимый шотландский плед из ламы, несколько свитеров, которые я вязала в перерывах между готовкой и стиркой, два томика романов Франсуазы Саган, большой обеденный сервиз, украшенный рисунками, изображающими животных, который я про себя называла «охотничий», несколько старинных светильников, купленных мной в антикварных магазинах Петербурга, и разные другие мелочи, которые хотелось взять в свою новую жизнь.