Я радовалась тому, что сердечные раны мои затянулись, и я могла спокойно находиться в моем доме, не травмируя себя воспоминаниями. Стыдно сказать, но я покидала дом с легким сердцем, без сожаления. Однако продавать я его не собиралась, планируя время от времени наведываться в Лисий Нос. Чувствовала я, что почти насильно увожу отсюда Ерему, так прочно обосновавшегося здесь. Правда, внутреннее чутье подсказывало мне, что Ерема-то как раз сюда и вернется, причем довольно скоро. Но пока что он был нужен мне в Москве, просто необходим. Если покупка дома в Пчелке представлялась мне полезным и правильным вложением денег, все-таки это большой и уютный дом, то покупку маленького самолета я сама считала дерзостью.
— Зачем покупать, если всегда можно арендовать? — пожал плечами Ерема. — Ты подумай.
Мне стыдно было ему признаться в том, что своим собственным самолетом мне хотелось поразить, потрясти моего пианиста. Дом, самолет, пианист — я стыдилась даже перед Еремой своих желаний. Но где-то в глубине души я чувствовала, что сейчас, когда у меня появился шанс начать новую жизнь, я не могу позволить ей пройти мимо меня. Я должна строить эту свою жизнь. И не ждать, когда кто-то из мужчин (а подлецов, преступников и негодяев — просто полчища!) обратит на меня внимание, а самой выбрать себе мужа — прекрасного, достойного, в высшей степени порядочного.
Ерема был прав — я понятия не имела, что он за человек, этот Сергей Смирнов. Но кто сказал, что я, не разобравшись, не узнав его хорошенько, выйду за него? В сущности, мне и спешить-то некуда.
Вот с такими мыслями и чувствами я летела в Москву.
Рядом со мной сидел Ерема. Вид у него был потерянный, расстроенный, я же, глядя на него, чувствовала себя виноватой.
… — Вам знакома эта женщина? Быть может, это ваша мать?
Этот вопрос задавала мне адвокат Лиза Травина, человек, которому, по мнению Сережи, мы можем доверять.
Мы сидели с Сережей в креслах, придвинутых друг к другу симпатичной Глафирой Кифер, которая, понимая наше желание больше никогда не расставаться, позволила нам даже во время разговора быть рядом. У нас даже получалось держаться за руки.
— Бесспорно, она похожа на меня, — сказала я, вспоминая труп женщины, которую мне было предложено опознать и тело которой, уже холодное, неживое, удивительным образом скопировало все мои родинки и изгибы. Как если бы меня в природе было две — одна постарше, другая помоложе, и одна уже ушла из жизни, предоставив другой, молодой, продолжать жить. Вот такое это было странное чувство опасной раздвоенности. Но это с одной стороны. С другой — я же понимала, что она мне совершенно чужая.