— Научились бы мы, наконец, слушать слова, а не всматриваться в губы, произносящие их? Или мы всё равно бы чиркали спичками и включали фонарики, чтобы вглядеться?..
— Так и было бы, наверно, — ответил он. — Мне кажется, тут не угадаешь… Хотя напридумывать что-нибудь можно. Писатель мог бы как-то интересно посмотреть на такой вариант, если уже не написали что-то по такой теме. Книг-то много. Все их мы не в состоянии просмотреть, потому, возможно, и не подозреваем о книге. Думаю, настоящий писатель и красиво, и по-философски зрело подошёл бы к этому вопросу. Или нафантазировал бы… — говорил Толя, смотря на загорающиеся звёзды. — Жили бы ночью или днём, а человек научился бы лгать. Это его природа. Конечно, человеку легче лгать, когда его не видят. А ночь без фонарей этому хорошо способствовала бы. Но люди зажгли бы ветки. Или… — остановился он и задумался. — Или зрение людей и так давно бы приспособилось к темноте. И они бы прекрасно в ней ориентировались… как хищники. Кто знает, может мы были бы хищными. Хотя хищников и днём хватает, — улыбнулся Толя.
— Вот это ты выдал, — сказала Лена и засмеялась. — Мне очень приятно тебя слушать.
— Да ладно тебе!
Они шли дальше и разговаривали. Сердца их от этого бились быстрее и открывались, наполняясь счастьем. Разговор их сближал. Скоро они подошли к пятиэтажке и Лена, как гид, указала:
— Здесь мне теперь обитать.
— Ну поднимайся скорее, а-то мама ждёт тебя и твои объяснения.
— Да… Я живу на третьем этаже. Квартира 38, если что.
— Запомнил! — нежно улыбнулся он.
— Обними меня. Мы же так долго не будем видеться.
Толя прижал её к себе.
— Знаешь, как трудно мне потом тебя отпускать, — шёпотом, мягко ругал он её.
— А ты меня и не отпускай из сердца, — тоже прошептала она и поцеловала его футболку у сердца.
— Тебя уже давно оттуда не выпускают, — серьезно ответил он. — Сказочница моя!
После долгих объятий, он легонько отстранил её и сказал:
— Я потащил сумку. Не отставай!
— Рассказывай, что случилось, — серьёзно, без упрёков, с материнской тревогой и сердечностью потребовала Светлана Петровна у дочери.
— Мам, да рассказывать нечего. Мы с Эдиком не любим друг друга. Вот и всё.
— Почему ты сразу всё не поняла? Мне странно слышать всё это аж через год, — всплеснув руками, говорила Светлана Петровна.
— Мне самой сложно найти ответ на этот вопрос. Но не главное ли то, что всё свершилось? И страдать никто не будет. Ты же всегда говорила, чтобы я пыталась делать нужные вещи вовремя, всё сначала хорошенько взвесив. Я так и поступила.
— Раз ты знаешь, что сделала всё верно и потом не будешь локти кусать!.. — спокойно, слегка неуверенно сказала Светлана Петровна. — То вопросов больше нет.