Она выдохнула, стискивая зубы и поглощая воздух вновь, когда сознание проникалось новой чередой неизвестных дорог, великолепных городов, чьи сверкающие червленые стены насыщенного багрянца, украшенные роскошными пышноцветными горельефами, освещались темным янтарем заходящего солнца. Во внутренних убранствах дворцов стояли золотые армиллярные сферы, и астрологи в белых мантиях считывали движение небесных светил, следя за звездными картами. Там среди огромных и бесчисленных залов имперских библиотек, где дивные соцветия белой петунии с пунцовым отливом, плелись вдоль массивных книжных шкафов из красного дерева, и хризантемы в лунном свете сверкали, как опалы на молочной балясине кружевных беседок. Книжные полки были заполнены бесценными фолиантами и рукописями, священными манускриптами, запечатанные под тяжелыми скрижалями из чистого золота. И ароматные цветы склоняли полные молочные бутоны над карнизами с выступающими образами волков и драконов, крылатых грифонов, смешивались с восточной амброй имбиря и персикового варенья, холодного черного кофе в хрустальных узких чашах. Там в нежном объятии чистого света среди беломраморных колоннад стоял мальчик необычайной красоты. Белоснежный кафтан, отороченный золотыми нитями и крупными алмазными каменьями, и небесный дракон поднимался по его прямой спине, вгрызаясь звериной клыкастой пастью в шелковую материю, и полутьма гуляла по очерненным когтям диковинного чудовища. Его образ был окутан белизною и теплом янтарно-шафрановых лучей, прорезающихся сквозь застекленные двери, и в руках он удерживал тяжелый том, покрытый золочеными цветами и пышными росписями. С огромных спаренных пилястр стекалась вода, что протекала по плитам павильона и широким лестницам, ведущим в многоярусные сады, и рубиновым оранжереям, и по водным дорогам, блестящим алмазной гладью, он проходил своими босыми стопами. Глубокие сапфировые глаза, что были синее моря и чище застывшей воды под вечными ледниками, и облака неслись над его главою в пламенно-красном небе. Мальчик, на чьи плечи падал ровный и безмятежный свет внезапно остановился и обернулся, устремив на ее туманный и невидимый для иного мира образ, свои пронзительные глаза, что видели весь свет, что поглощали весь мрак, и на чистый лоб его пали медовые кудри. Златые брови изящною дугою изогнулись в недоумении, когда он смотрел на нее застывшим взглядом. И губы, что захватили пестроту грозди кровавой рябины и темного винограда — эти губы приоткрылись так, будто он намеривался задать ей вопрос, но не решался произнести и слова, ибо знал, что скрывается ее таинственный и прекрасный силуэт за завесою для остальных обитателей его времени. На светлых детских щеках блуждал румянец коралла, и пышные короткие волосы цвета пахты, были почти платиновыми в озарении прозрачных потоков. Сердце пронзила острая игла тоски, когда Иветта осознала, что видимые вдалеке неприступные шпили и зеркальные башни Империи, что отражали ночной небосвод, растворялись, и в глубине она знала, что больше никогда не увидит этих голубых глаз, исчезающих в потаенных вихрях горячих серебристо-серых туманов. В ноздри ударил аромат дыма и табака, фиников, искрасна-желтой мимозы. Тогда как она всей своей сущностью и бытием желала нежно прильнуть к ребенку, что безотрывно смотрел на нее своим ласковым взором, всезнающим и всепрощающим.