Сафи крепко зажмурилась, а ее пальцы сжимались, пока боль не пересилила камень Ноэль. Она запульсировала в ране, но принесла облегчение. Ноэль была рада ей, так как смогла выпрямиться и разжать челюсти. Ее пристальный взгляд остановился на ясном, сосредоточенном лице Иврены, убравшей кинжал в ножны и взявшейся за нож, которым пользовалась Ноэль, все еще покрытый кровью чудища.
Движения Иврены были четкими и уверенными, и Ноэль поразила внезапная мысль: сколько за свою жизнь эта монахиня почистила оружия. Она была целительницей, но в то же время и бойцом. Эту женщину не просто научили убивать в монастыре – по крайней мере половина ее жизни пришлась на Великую войну.
Когда Ноэль и Сафи чистили свои клинки, они стирали следы пальцев и пота, защищая сталь от обычной коррозии.
Но когда Иврена, или Хабим, или Мустеф полировали свое оружие – они соскребали с него кровь, смерть и прошлое, которое Ноэль даже не могла себе представить.
По какой-то причине, которую Ноэль не могла точно определить, эта мысль ее утешила.
– Расскажи нам, – мягко попросила она, – что случилось с Нубревеной?
– Все началось с карторранцев, – ответила Иврена, и танцующий ветер унес ее слова прочь. – Их Ведуны земли отравили почву. Через неделю империя Далмотти прислала своих Ведунов воды, чтобы отравить побережья и реки. Последними, но не менее жестокими, были Ведуны огня из Марстока, которые сожгли наш восточный край дотла.
Крестьяне и фермеры были вынуждены уйти в глубь страны. Как можно ближе к Ловатцу. Но там не хватало земли на всех, в городе стало тесно, почва истощилась, наступил голод, и империи победили.
Ноэль моргнула. Розовый цвет принятия замерцал в Нитях Иврены. Воодушевление Ноэль померкло, спина ссутулилась. Рядом слышалось дыхание Сафи. Она сгорбилась еще сильнее.
– Ему необходим этот договор, – прошептала она без выражения. Нити ее будто замерли, будто она была слишком потрясена, чтобы что-то чувствовать. – Но Эрон сделал так, что договором нельзя воспользоваться. Слишком трудное условие – ни единой капли крови…
Повисла пауза. Шум ветра и крики матросов отдалились. Потом все завертелось и ускорилось. Слишком быстро. Слишком ярко.
Сафи рванулась прочь, ее Нити были взбудоражены и светились множеством красок, так что Ноэль не могла уследить за ними. Красная вина, оранжевая паника, серый страх, синее сожаление. Но несмотря на обезумевшее сердце Сафи, среди них было больше прочных, крепких Нитей созидания, чем слабых и рвущихся – уныния и отчаяния. Разноцветные чувства заметались по палубе, будто пытаясь связаться с тем, кто способен ощущать так же ярко.